Борис Пшеничный - Капсула

- Да вы ничего больше и не узнаете, - убежденно сказал Карпов. - Она не позволит.

- Я не собираюсь у нее спрашивать.

- Тогда я не позволю, - пообещал майор. Он произнес это спокойно, без тени угрозы или вызова, но почему-то профессору стало не по себе.

- Поймите, - почти просительно сказал он, - мне необходимо побывать там. Хотя бы еще раз.

- Не получится. Никто с вами не пойдет.

- Может, я сам, один?

Видимо, это прозвучало настолько наивно, что Карпов и возражать не стал. Ребенку захотелось дотянуться рукой до луны, пусть тянется, зачем запрещать?

- Гуляйте, профессор, отдыхайте, - сказал он снисходительным тоном старшего и направился к солдатам руководить, сборами.

Если бы от взгляда возгорались вещи, - гимнастерка на его спине уже бы дымилась.

Стоя посреди разоренного лагеря, Покровский прикидывал, что предпринять. В принципе он волен поступать, как найдет нужным, Карпов ему не указ. Это - в принципе, а реально? Самое реальное пока что - угроза майора: не позволю! Интересно, на что тот решится, если он все-таки надумает идти к капсуле? Арестует? А ведь может, и арестует, такой на все способен. Потом и оправдываться не станет, скажет, вынужден был, эксперта берег, в его же интересах. Надо полагать, уже и почву подготовил, донес до начальства, что ночью у профессора сердчишко шалило.

Подошел Костя, поставил к ногам саквояж.

- Вот. Сказано отнести вам.

"Сказано", конечно, майором. Настраивает на скорый отъезд: сиди, мол, на чемоданах и не суетись.

- Постойте! - Профессор ухватил Костю за руку. - Выручите меня. Я собираюсь туда, к капсуле. Не могли бы вы со мной? Только проводить.

Солдат испуганно отдернул руку.

- Нельзя! Она не хочет.

- Да кто сказал, что не хочет? Мы не надолго: посмотрим - и сразу назад.

- А вдруг сорвется, упадет?

- Вы о чем, Костя? Кто упадет, куда?

- Она же висит, - солдат приглушил голос, будто испугался, что их могут услышать. - Сам видел - висит. Мы подойдем, а она сорвется.

Покровский усадил Костю на саквояж, присел перед ним на корточки, затеребил за колени: говори же, говори! Надо было вытрясти из него все, что тот навоображал в суеверном страхе, - пусть даже это будет сплошной бред. С чего он взял, что висит? Не может висеть такая махина. Лежит она, лежит! В центре чаши, на самом дне.

- Так вы из окопа смотрели, сверху, - горячо стоял на своем Костя. Там - правильно, кажется, что лежит. А я обошел - с того края, где пониже будет. И тоже поначалу не поверил: на весу она, как бы парит, от земли метра два, нигде не касается.

- Вот вы и покажете то место, вместе посмотрим. Мы идем, сейчас же!

Костя заколебался, даже привстал от внутреннего напряжения.

- Майор не разрешит. Он сказал, никто больше туда не пойдет.

Покровский тоскливо поискал глазами Карпова, направился к нему.

Сборы подходили к концу. Солдаты стаскивали упакованное снаряжение в одну кучу. Здесь же расхаживал майор, весь в заботах и хлопотах, что-то подсказывал, сам брался подправлять, утягивать и упорно не замечал увязавшегося за ним эксперта.

Есть много способов привлечь внимание, и самый верный - удивить. Приблизившись сзади, Покровский по-петушиному вытянул шею и оглушительно прокукарекал. В самое ухо.

- Что с вами, профессор?! - оторопел Карпов.

- С ума сошел, спятил, как и вы, как все здесь. Я прошу, нет, настаиваю, чтобы вы разрешили тому молодому человеку сопровождать меня. Он не возражает.

- Это кто такой храбрый? - Майор пристально посмотрел на застывшего у саквояжа солдата. - Одного я отправлю с вами на вертолете, по нему госпиталь соскучился. Хотите, чтобы и этого туда же?

Он выбрался на тропу, оглянулся. Пока никого.

Не верилось: ушел, он ушел! Забрался в те самые кусты, куда солдаты ходили на ветер, и уже оттуда кружным путем - на тропу. Все получилось как нельзя лучше, никто не заподозрил, хотя и видели, - решили, что по нужде. Ему и в самом деле приспичило, а когда присел, сделал, что требовалось, тут и осенило. Кругом заросли, даже прятаться не надо, встал в полный рост и потел.

В лагере, конечно, скоро спохватятся, кинутся искать. Где искать - тоже раздумывать не будут. Но пока туда-сюда, он уже далеко уйдет, догнать и вернуть вряд ли успеют. И все же.

Он пробовал бежать, сразу задохнулся и решил, что шагом будет вернее, только бы не останавливаться. На ходу сжевал таблетку. На всякий случаи. Не доверял своему изнеженному сердцу - вон как зачастило, захлюпало, а еще идти и идти. Впрочем, паниковать не было причин. Шагалось не ахти как резво, на подъемах совсем еле-еле, но выходило все же быстрее, чем в тот раз, когда тащился за Карповым. Знакомая дорога всегда короче. Вот уже и ложбина позади.

Горная тропа живописна, но одному лучше не ходить - жутковато. Что только не чудится, не мерещится! В скалах кто-то прячется, из расщелин кто-то высматривает. Вздрагиваешь от каждого шороха, обмираешь чуть что мелькнет или шевельнется. А если кругом совсем мертво, - того хуже. Оторопь берет, когда ни птичьих голосов, ни стрекота насекомых.

Теперь он знал, почему так тихо. Костя просветил, однако это ничего не меняло. Напрягая слух и зрение, он настороженно посматривал по сторонам. Было бы, возможно, веселей, появись что-нибудь бегающее, скачущее, ползающее, хоть бы муха пролетела, но нет же, никакого движения. В пустыне больше жизни.

Заметив что-то под ногами, он присел, нагнулся - похоже, червяк или гусеница. Ошибся - всего-навсего скрюченый обломок ветки.

И тут грохнуло!

Где? Что? От неожиданности - одна ошалелость, ничего не понять. Как если бы и среди ночи в комнате обрушился потолок. Взрыв? Гром? Обвал? Уже придя в себя, догадался: это там. Там что-то произошло.

Мелькнула сладкая, желанная мысль: не повернуть ли назад? "Куда меня несет, зачем?" Сама затея с визитом к капсуле показалась вдруг пустой, ненужной сейчас, пожалуй, он не стал бы противиться, если бы его догнали и повели в лагерь. Послонялся бы с часок-другой, а там, смотришь, и к вертолету пора.

Как это Костя сказал? "Нельзя, она не хочет". Может, так и есть - не хочет, и все это - ее проделки. Метод у нее сегодня такой: припугнула грохотом, ошарашила и теперь давит на психику, гонит от себя: давай поворачивай, не смей приближаться! И не отступится, будет давить. Что еще она выкинет?

Он не очень удивился, увидев впереди Карпова. Ко всему был готов. Майор поджидал у тура. Стоял на тропе, ноги расставлены, руки на поясе. При оружии, кобура из-под локтя выглядывает. Впрочем, он и раньше был с пистолетом. На физиономии - улыбка, вовсю ширь. Вот что настораживало - он улыбался.

- Не напугало вас, профессор?

Покровский не ответил. "Что, собственно, должна было напугать - грохот или твое появление здесь?"