Наталья Иртенина - Меч Константина

Под слоем мирной, или казавшейся мирной, жизни нарывом вспухала война Многие о ней как будто догадывались. Но немногие умели видеть, тем более верить в ее реальность. Был только один человек, который мог объяснить мне все. Когда я узнал, что он «в командировке», никаких сомнений не осталось. Они вместе ушли туда, только возвращались порознь. Вадим время от времени бывал у нас в доме, запирался с отцом в его кабинете, особенно часто в последние полгода. У них была какая-то тайна, это чувствовалось, Вадим работал в историческом журнале редактором. Отец познакомился с ним, когда печатал там свои статьи по военной истории и по нашей семейной, родовой. Но близко свело их что-то большее, чем история. Скорее настоящее, чем прошлое. А теперь это настоящее было передо мной в долгу за смерть Ольгерда.

Глава 2. Стальное солнце

Ну еще чуть-чуть, еще пять минут…

— Я же сказал — не ныть.

Я вскочил, испуганно озираясь. Показалось, что я проспал и меня оставили в доме одного, а голос Вадима доносится сквозь сон затихающим эхом. Но в избе было полно народу. Спросонья даже почудилось, что людей как-то слишком много, все друг на друга наталкиваются, тянут из-под соседа носки или башмаки, нервно разыскивают свою поклажу. Через десять секунд и я делал то же самое. Натягивал армейские ботинки, лихорадочно проверял рюкзак, запихивал на дно консервы и бутылки с водой. Запас еды брали на два дня, и за меня тащить мою долю никто не собирался.

В темноте все высыпали во двор, стараясь не грохать. Соседи тут, наверное, чуткие люди. О самом переходе у меня были очень смутные представления, а у Лехи так и вообще не имелось никаких. Когда все сгрудились возле старого, запущенного и заросшего колодца в углу забора, он придушенно спросил у Сереги: «Это что, подземный бункер? Там оружие?» Понятно, нервничал парень, переживал. И было от чего. Со стороны отряд выглядел как банда террористов-диверсантов. А если не со стороны — то как нелегальная военизированная организация. Сколькими годами это карается по уголовному кодексу, я не знаю, не интересовался. Леха, может быть, знал. Перед тем как ехать сюда, наверное, изучил статьи и сроки. Но ведь все-таки приехал.

У колодца не было ворота, с него просто скинули деревянную крышку и полезли вниз по одному. Провожал нас своей музыкой одурелый сверчок, наяривал чуть ли не «Прощание славянки». Когда дошла очередь до меня, я нащупал ногой ступеньки в стенке колодца — вбитые металлические скобы. Глубина колодца была метров пять. На дне в тонком слое воды четко, как в зеркале, отражались звезды на темно-синей скатерти неба. За мной спускался Фашист с горящим фонарем на поясе, а впереди — Паша, человек-шкаф, которого я видел на станции. Ступеньки под его тяжестью скрипуче ныли. При особенно громком их протесте Паша замирал, пытаясь делать вид, что он пушинка. Через пару секунд отмирал и шел дальше. Сверху мне на голову сыпалась труха. Вони в колодце не чувствовалось. Здесь как будто и воздуха не было, а дышали мы пустым пространством. Не знаю, как это объяснить. Просто ощущение. При этом в лицо мне дул сквозняк.

В какой-то момент я понял, что звезды внизу — вовсе не отражения, а глубина колодца раза в два больше, чем казалось сверху. Метров десять. Где-то в середине его я почувствовал, что идти стало тяжелее. Что иду я как-то не правильно. В голове начало звенеть. Мне казалось, я ползу кверху ногами и рюкзак сваливается мне на затылок. Спускаться в таком положении было не слишком удобно.

— Переворачивайся, чего ждешь, — пропыхтел сверху Фашист, сам быстро крутанулся, как муха на стене, и оказался внизу — когда я повторил его маневр. — Гляди-ка, на месте старина Ян, провожает нас. — Он направил фонарь на противоположную стенку и высветил нарисованную то ли мелом, то ли распылителем лысую голову с двумя лицами в профиль. Одно лицо смотрело вверх колодца, другое — вниз.

— Куда он денется, сердешный, — прогудел сверху Паша.

А Фашист внезапно перешел на латынь и возгласил:

— Morituri te salutant, Yanuaris!

Короткое эхо гулко метнулось в оба конца колодца.

— Чего? — повернулся я к нему.

— Идущие на смерть приветствуют тебя, Янус, — перевел Матвей. — Ты думаешь, это колодец? Нет, это портал двуликого Януса. Двигай лапами, — подтолкнул он меня. — Потом объясню.

Сверху теперь был Паша, и мы уже не спускались, а поднимались к антиподным звездам. Теперь и я замирал вместе с ним при каждом громком нытье ступенек под его ногами. Пред ставить, что было бы, упади он, — больно и трудно» Фашист почти подпирал меня головой — торопился вылезти из этой деревянной аэродинамической трубы, насквозь продуваемой ветром. Наконец мы вынырнули с обратного края колодца-портала и расселись вокруг, поджидая остальных. Одурелый сверчок все строчил из своего пулемета, поливая невидимым огнем невидимого врага Последними вылезли, почти одновременно, оба Славы — они были худые и могли вдвоем спрятаться за одним деревом.

Темнота понемногу разбавлялась, приближалось утро. Избушка в темно-сером свете выглядела еще больше покосившейся, крыша как будто съехала набок, на манер кепки. Крыльцо под ногами скрипело и шаталось, того и гляди рассыплется. В доме Паша одной рукой отодвинул старый диван, подцепил крышку подпола. Серега и Фашист спустились, стали передавать наверх тюки. Часть из них лязгала металлом, другая, поменьше, тряпично молчала или глухо гукала. В лязгающих было оружие и патроны, в остальных — амуниция, спутниковые телефоны. Все это быстро разобрали, переоделись в камуфляж, у каждого помеченный особой меткой. Это был почти настоящий армейский склад. Мне, Лехе и Йовану как новобранцам досталось из запасов. Длинные штанины я заправил в ботинки, а рукава пришлось подворачивать. Затем мне вручили укороченный автомат Калашникова и два магазина к нему. Свои две «эфки» я забрал из Серегиного рюкзака и подвесил к поясу. Магазины сунул в карманы разгрузочного жилета. Свернутый спальный мешок навьючил поверх рюкзака. Вадим критически оглядел меня с видом «а поворотись-ка, сынку».

— Сойдет. Только поперед батьки никуда не лезь, понял? Я тебя должен вернуть домой живым и непродырявленным.

Спасибо, что не сказал «вернуть мамке».

— Добро пожаловать на «горячую» войну, — улыбчиво сказал Фашист, прилаживая к бедру свой «Клык».

Уходили мы от дома цепочкой с интервалом в пару метров — огородами к лесу. Деревня стояла молчаливая, петухи не орали, и коровы не мумукали. Может быть, их всех съели, а может, местные выменяли на оружие и партизанили втихаря. Здесь все было то же самое — и одновременно совсем другое. Война тут шла в открытую, а не пряталась под пеленой фальшивого мира, как на том конце колодца На окраине в кустах нам попался ржавый пулемет «максим». Увели его, видимо, из музея.