Жестянка, полная червей (ЛП) - Бова Бен

— Просто я малый растущий, — приговаривал он счастливо, горстями запихивая еду в рот.

Другой «чудик», Кагасима, был почти так же худ, как я сама. Тихоня, хотя восточные глаза его частенько вспыхивали затаенным весельем. Никто, казалось, понятия не имел, какое имя носит Кагасима. Когда я спросила его, что стоит за начальным «Т», он лишь загадочно улыбнулся и сказал: «Зовите меня просто Кагасима — так вам будет легче». По-английски он говорил очень хорошо, и дивиться тут нечему, поскольку родился и вырос он в Денвере, в США.

Кагасима был магом электроники. Макгвайр — спецом в рекламном бизнесе. Объединив усилия, они и додумались использовать электронные пушки для создания сияющих картин в ионосфере.

— Только представьте себе, — Макгвайр торжествующе сложил срои пухлые руки так, будто выстраивал кинокадр. — Сумерки. Появляются первые звезды. Вы поднимаете взгляд, и — ПАМ! — через все небо, от горизонта до горизонта, протянулась красно-белая надпись: «Пейте Коку!»

Меня затошнило.

Зато Сэм его поддержал:

— Вроде того, как самолеты, бывало, дымом в небе буквы выводили.

— Самая настоящая небесная письменность! — горел энтузиазмом Макгвайр.

Кагасима улыбался и кивал.

— А закон позволяет, — спросила я, — писать рекламные лозунги на небе?

Макгвайр бросил на меня свирепый взгляд.

— Ни один закон не запрещает это! Адвокатишкам не отнять у нас это чертово небо, Боже упаси! Небо принадлежит каждому.

Я перевела взгляд на Сэма:

— Адвокатишки, похоже, забирают у меня мой астероид.

В ответ он улыбнулся мне улыбкой странной, похожей на ту, что появляется на лице охотника, увидевшего, как добыча оказалась на расстоянии прицельного выстрела.

— Владение — вот девять десятых закона, — буркнул Сэм.

— Кто владеет небом? — задал вопрос Кагасима с той восточной двусмысленностью, что сходит за мудрость.

— Мы! — рявкнул Макгвайр.

Сэм лишь расплылся в улыбке, будто кот, взирающий на жирную канарейку.

По настоянию Сэма ночные часы я провела на борту корабля. Его жилище было гораздо роскошнее моего, а поскольку практически все операции в космосе проводятся по Гринвичскому Среднему Времени, никаких неудобств из-за временной разницы не предвиделось.

Каюта Сэма — это вам не ниша в командном модуле. Небольшая, но самая настоящая квартирка со спальником на молнии и встроенной душевой, где струйки воды били со всех сторон. Душевой мы попользовались, а вот спальником не пришлось. В конце концов мы заснули в невесомости, сжав друг друга в объятьях, и проснулись, мягко стукнувшись о переборку, много часов спустя.

— Надо поговорить, — сказал Сэм, когда мы одевались.

— Это означает, — улыбнулась я ему, — что ты будешь говорить, а я слушать, нет?

— Нет. Ну, может, я буду говорить больше. Но нам надо принять кой-какие решения, малыш.

— Решения? О чем это?

— О твоем астероиде. И о нескольких следующих годах твоей жизни.

Он не сказал, что мне предстоит принять решение, касающееся нас двоих. Тогда я это мимо ушей пропустила. А стоило бы уделить этому побольше внимания.

Глянув на электронные часы, вделанные в переборку прямо над спальником, Сэм сказал мне:

— Где-то через полчаса я буду говорить с Его Преосвященством Добродеем П. Дрябни, духовным пастырем Секты Моралистов. Их вождь, главный из их главарей, восседающий по правую руку Сама-Знаешь-Кого. Босс.

— Глава Моралистов?

— Точно.

— Он вызывает тебя? Это о моем астероиде?

Сэм все зубы обнажил в улыбке.

— He-а. О его червях. Этим рейсом мы тащим еще один груз этой твари к нему в Эдем.

— С чего это глава Моралистов решил поговорить с тобой о червях?

— Похоже, червяки подхватили редкую и странную болезнь, — сказал Сэм, и улыбка его сделалась торжествующе злою, — а контракт на поставку, который Моралисты подписали со мной, содержит пункт, гласящий, что я за здоровье червяков ответственности не несу.

Я застыла, повиснув в воздухе, — как в буквальном, так и в переносном смысле.

— И какое это имеет отношение ко мне?

Подобравшись ко мне так близко, что носы наши почти соприкасались, Сэм спросил шепотом:

— Согласишься нарисовать первую в мире рекламу в ионосфере? Рекламу для Моралистов?

— Никогда!

— Даже если в обмен они позволят тебе остаться на астероиде?

Ух, сколько чувств сразу резанули мне сердце! Гнев, надежда, отвращение, даже страх. Но больше всего — гнев.

— Сэм, это омерзительно! Это осквернение! Небеса превратить в рекламный плакат…

Сэм ухмылялся, но говорил он совершенно серьезно:

— Только не надо, девочка, взлетать под облака на крылатой лошадке…

— И делать это для Моралистов? — Во мне все кипело от злости. — Для людей, которые хотят отобрать у меня мой астероид и уничтожить память о моем родном народе? Ты хочешь, чтобы я помогала им?!

— О'кей, о'кей! Не лезь в бутылку, — сказал Сэм, ласково беря меня за руку. — Я только спрашиваю, что ты про это думаешь. Не хочешь — не делай, воля твоя.

Вконец взбешенная, я позволила Сэму затащить себя в командный модуль. Та же самая пара, муж-инженер и жена-инженер, расположились там у приборов — все такие же блондинистые и, как мне показалось, еще больше раздобревшие с последней нашей встречи. Узнав меня, они приветственно улыбнулись.

Сэм попросил их удалиться, и они медленно выплыли через главный люк, словно пара наполненных горячим воздухом воздушных шаров. В столовую направились, без сомнения.

Мы подобрались к пульту связи. В невесомости стулья не нужны: усаживайся прямо в воздухе и все — я руки раскинула примерно на высоте груди, словно в бассейне, когда тело на воде удерживаешь. Сэм в это время возился с приборами, налаживая связь с земной штаб-квартирой Секты Моралистов.

С полчаса потребовалось Сэму, прежде чем на экране появилось изображение владыки Дрябни. А до того по экрану прошло небольшое воинство аккуратно вычищенных-выглаженных, безупречно честных молодых людей с горящими очами, пытавшихся управиться с Сэмом. Вместо этого Сэм управился с ними.

С первым, юношей-юристом, он не церемонился: «Добро, если вы хотите, чтоб черви сдохли, так это ваши 70 миллионов долларов, не мои».

Его прямому начальнику Сэм медоточиво выговорил: «Ваш босс подписал контракт. В данный момент я всего-навсего ставлю вас в известность о наличии затруднения, как то и предписывается в пункте 22.1 раздела В».

Боссу начальника: «Хорошо! Я сбрасываю весь груз прямо здесь, посреди небытия, и тем очищаю себя от убытков. Вы этого хотите?»

Ошалевшему заместителю управителя владыки Дрябни: «Да судебное разбирательство вас на годы повяжет, дурья ты башка! Вам никогда не закончить ваш Эдем! Кредиторы его за долги заберут и «Диснейлэнд» из него сделают!»

С непосредственным начальником заместителя Сэм беседовал ласково: «Ваш босс подписал контракт. Я всего-навсего ставлю вас в известность о затруднении, как предписано пунктом 22.1: червяки подыхают, черт бы их побрал! Они чахнут, они отходят в мир иной! Помочь нам сможет только чудо!»

Что, в конечном итоге, вызвало появление на экране Его Преосвященства Добродея П. Дрябни.

У меня этот человек вызвал неприязнь с первого взгляда. Большая часть его лица скрывалась за темной бородой и усами. Полагаю, он сам считал, что это делает его похожим на ветхозаветного патриарха. Мне он казался конкистадором, для полного сходства не хватало только сверкающего стального панциря да шлема. При случае, казалось мне, он с охотой и удовольствием сжег бы заживо весь мой народ.

— Мистер Ганн, — произнес Дрябни, дружески улыбаясь, — чем я могу вам помочь?

Сэм легко отозвался:

— У меня для вас еще десять тонн червей, как по контракту, но они умирают. Сомневаюсь, чтоб хоть кто-то из них прожил так долго, чтоб добраться до вашего обиталища.

Больше минуты требовалось, чтобы послание доходило с Земли до «Клауса Хейеса» и обратно. Дрябни время ожидания проводил, скрестив руки и молитвенно склонив голову. Сэм висел, ухватившись за ручки коммуникатора, чтобы не прыгать в невесомости мячиком. Я держалась вне поля видеообзора, но то и дело вздрагивала от приступов жгучей ярости.