Журнал «Если» - «Если», 2012 № 10

Подвесив перед моим носом соблазнительную приманку, леди Моника изволила удалиться. Я остался за столом, наедине с раздумьями о нравственности, чести офицера, долге перед Британией, а также об электрических машинах и воронах.

После завтрака сэр Чарлз в течение часа объяснял мне, как ухаживать за вольтовыми столбами и заключать клавесинную струну в оболочку из воска и кишечного сала. Утечка электрического заряда была, похоже, нешуточной загвоздкой в работе искрового семафора. После перерыва на чаепитие он три часа кряду учил меня своему шифру из точек и тире.

Но вот настал вечер, и сэр Чарлз отправился в конюшню — глушить «дневной» паровой двигатель и заводить «ночной». Я же прокрался в библиотеку. Осмотр книжных корешков на полках ничего не дал — о том, что лорд питает пристрастие к естественным наукам, мне было известно и прежде. Зато нашлись его дневники — солидные тетради с золотыми буквами на кожаном переплете. Самый ранний содержал записи о наблюдениях за планетами, сделанные рукой пятнадцатилетнего юнца. Последний, в добрый дюйм толщиной, был датирован 1810 годом. Я выбрал дневники за 1809-й и 1810-й, а остальные расставил посвободнее, чтобы не было заметно пропажи.

Спрятать дневники у себя в спальне и вычитать из них, что вдохновило сэра Чарлза на изобретение искрового семафора, — вот каково было мое намерение. Однако, отперев дверь, я обнаружил леди Монику. Она возлежала на моей кровати, одетая на манер древней гречанки: платье схвачено пояском под самой грудью, каковая, по причине огромного выреза, ну прямо-таки вся на виду. Даже прическа, и та, как у знатных гречанок на вазах.

— Чужое взять — свое потерять, — ухмыльнулась она. — Ну-ка, признавайтесь, что вы стянули из библиотеки.

— Дневники, — решил я не отпираться и достал тетради из-за борта мундирного сюртука.

— Какая скучища! Вот заглянули б вы в мои дневники, клянусь, глаза бы на лоб полезли.

— А у вас что, скелеты по шкафам заперты? — сорвалось у меня с языка.

— Милый мой лейтенант, я вообще не любительница запираться. Но раз уж речь зашла об этом, вашу дверь сейчас запереть не мешает. Ну же, давайте!

— А вы… э-э… часто надеваете исторические костюмы? — На этот раз я уже притворялся, будто мои слова бегут впереди мыслей.

— Я надеваю то, что подчеркивает мои наилучшие черты. — Она вытянула из декольте серебряную цепочку с ключом. — А теперь — к делу. Вы желаете проникнуть в «воронью комнату», я же располагаю необходимой для этого вещью.

— Но вы, надеюсь, не собираетесь…

— Договаривайте!

— …запросить неприличную цену?

— Еще как собираюсь.

— Но, мэм…

— Лейтенант, давайте вообразим такую ситуацию. Супруга некоего высокопоставленного лица, престарелого подагрика, заподозрена в шпионаже в пользу французов. Особа эта не лишена вкуса, и потому усиленно соблазняет не кого-нибудь, а вас, заодно намереваясь склонить к измене. Но что именно она задумала, вам неизвестно. Так ответьте, разве не согласитесь вы лечь с негодницей в постель, чтобы выведать ее намерения?

Леди Моника, надо отдать ей должное, умела попадать изящным пальчиком в уязвимые места. Каким мог быть мой ответ, если не положительным? Но было очень трудно произнести слово «да».

— Я офицер и патриот, — выдавил я.

— Коли так, вы сделаете это во имя Британии.

— Ну, допустим, — пошел я на уступку. — И все же…

— И что же?

— Вы как патриотка и подданная короны… разве не согласитесь попросту отдать ключ мне?

— Милый мой лейтенант, да кто вам сказал, что я патриотка? Нет уж, если меня вынуждают следить за собственным мужем, я требую плату. И эта плата — ваше тело, на моей кровати, в полном моем распоряжении.

— Но почему именно я? Что во мне такого особенного? Я даже не богат.

— Вы молоды, смелы, недурны собой и, в отличие от многих возвратившихся с войны офицеров, не привезли оттуда увечий или сифилиса.

— А как же капитан Хартуэлл?..

— Капитан Хартуэлл — семнадцатилетний мальчишка, и всему, что он знает, его обучила я. А вы — шпион и убийца. Меня очень возбуждают загадочные убийцы, особенно когда они обладают шармом и манерами. Так что скажете, лейтенант Флетчер? Согласитесь побыть моей шлюхой?

Не вижу смысла скрывать, что моим согласием леди Моника воспользовалась в полной мере.

Минут через двадцать она выскользнула из комнаты, намереваясь к ужину переодеться во что-нибудь более подобающее. Я остался наедине со своими мыслями о ситуации, каковая не очень-то мне нравилась. Неладно в Баллард-Хаузе. Леди Моника изнывает от скуки, она недовольна своей судьбой — французский агент соблазнил бы ее в два счета.

Это серьезный повод для беспокойства, учитывая, сколь важна роль сэра Чарлза в войне против Франции. А тут еще «воронья комната»…

У меня теперь есть ключ от нее, а еще есть интрижка — пожалуй, выходящая за рамки благоразумия, — с леди Моникой.

Пора, решил я, убираться из этого поместья. Завтра поутру отправлюсь в Портсмут, надо обсудить с майором Джорданом боевое применение искрового семафора. В точках и тире я уже успел разобраться, но от других такой быстроты ждать не приходится. Стало быть, я возглавлю дюжину шифровальщиков и успею натаскать их к тому времени, когда будет готова первая партия семафоров. А майор Джордан доставит в Баллард-Хауз целую кучу мастеров морского и часового дела, и они научатся собирать машины. Может быть, он и «воронью комнату» самолично осмотрит, проникнув туда с помощью ключа, добытого мною с таким трудом.

За ужином сэр Чарлз пребывал в веселом расположении духа, чего прежде я за ним не замечал. Он выпил изрядно портвейна, а в промежутке между заячьим рагу и олениной в горшочке затеял переговариваться со мной посредством точек и тире, выстукивая их ногтем на бокале. Но если тем самым он хотел раздосадовать леди Монику, то расчет не оправдался. Красавица всю трапезу провела с таким самодовольным видом, что не заподозрить ее в чем-нибудь предосудительном было попросту невозможно. Теперь я очень хорошо понимал, что имел в виду, напутствуя меня, майор Джордан.

Вот подали пропитанный вином и залитый взбитыми сливками бисквит, и я объявил о своем намерении перебраться в Портсмут и заняться обучением сигнальщиков. Почему-то мои слова обрадовали сэра Чарлза. Он даже спросил жену, не угодно ли и ей куда-нибудь съездить и развеяться. Леди Моника тотчас изъявила желание отбыть на две недели в Лондон, на что получила мгновенное согласие; казалось, мужу не терпится спровадить ее. Охваченная восторгом, она сорвалась с места и даже, обогнув стол, заключила в объятия неопрятного спутника жизни. После чего убежала собирать вещи к отъезду.