Майкл Флинн - Эйфельхайм: город-призрак

Джуди нахмурилась и сказала:

— Возможно, мне не следует звонить тебе домой. Иногда немного трудно понять, с чего более молодое поколение все время дуется.

— О, Шерон не против, чтобы ты звонила, — Том произнес это, понизив голос, чтобы не беспокоить физика на диване. — Все замечательно. У тебя что-то есть для меня? — По правде сказать, он ждал этих разговоров. Джуди унимала зуд его любопытства. «Она и я подходим друг другу — заявил он как-то Шерон. — Она знает методику исторического исследования, какую именно базу данных запрашивать, с каким архивистам связаться. Она знает, что я ищу, так что мне не приходится объяснять дважды».

И Шерон ответила: «Она настоящее сокровище, верно».

— Мне кажется, я знаю, почему изменилось название деревни, — возвестила Джуди.

— Das gebt ja wie's Katzenmachen![142] — воскликнул Том — что помешало физику на диване и стоило клиологу выразительного взгляда, которого он, впрочем, не заметил. — Meine kleine Durchblickerin! Schau mir diesen Knallfekt.[143]

Джуди уже привыкла к подобному образу общения. Она понятия не имела, что именно только что сказал Том, но прекрасно знала, что ему было нужно, а потому перевод не требовался. Она что-то сделала за пределами экрана, и на нем вместо ее лица появилось изображение рукописи.

Из шезлонга невозможно выбраться одним прыжком, однако Тому это удалось. Он поспешил к CLIODEINOS, где он вставил телефон в предназначенное для него гнездо, и манускрипт открылся на мониторе в более читаемом виде. Почерк относился к XIV веку. Латынь была ужасна; ее вид заставил бы Цицерона рыдать.

— Я использовала «Саундекс», чтобы посмотреть варианты произношения, — объясняла Джуди голосом за кадром, пока Том бегло просматривал документ. — Конечно, пришлось забрасывать петлю пошире и дольше разбираться в… в…

— Кrетрl. Хламе. Что это у меня на экране?

— Булла 1337 года против Братьев свободного духа.[144] Похоже, изначально новым названием Оберхохвальда было не Эйфельхайм, а…

— Тойфельхайм. — Взгляд Тома скользнул по тексту и он легонько ткнул пальцем в экран напротив названия: «Обитель дьявола». Он погрыз костяшку пальца, обдумывая это. Что за люди жили здесь, спросил он себя, если заработали такое имя у соседей? — «Остерегайся творений Сатаны, — прочитал он вслух, — как остерегаемся мы нечестивой земли Тойфельхайма. Пастор Дитрих был искушен и не выдержал испытания. Да не окажись искушен и ты, пораженный ересью и колдовством». И так далее и тому подобное. — Том откинулся на стуле. — Автор не особенно жалует нашего старину Дитриха. Интересно, что он сделал такого ужасного — помимо надувательства медника. — Том сохранил файл на жесткий диск, и на экране вновь появилось лицо Джуди.

— Связь, мне кажется, ясна, — сказала она.

— Да. К чему поминать Дитриха в следующем предложении, если бы Тойфельхайм не был Оберхохвальдом. Хотя… — Он потер пальцами мочку уха. — Вообще-то в Швабии, я полагаю, могло быть и два Дитриха.

— Доктор Вегнер с отделения иностранных языков сказал, что искажение «Тойфельхайма» до «Эйфельхайма» естественно с точки зрения лингвистики.

— Ja, wenn man spricht an dem Teufel, er kommt.[145] — Том вывел на экран карту местности и дважды кликнул по иконке деревни, чтобы добавить новые комментарии.

Этот вариант карты показывал фактическую географию, с оттененным рельефом местности. Деревня сидела на гребне Фельдберга в глубоком ущелье, ведущем в Холленталь. И что вело к «Обители дьявола» лучше всего, как не «Адова долина»? В нижней части долины находилось не что иное, как Himmelreich — «Царство небесное». Получалась своего рода иерархия «шиворот-навыворот», где дьявол сидел наверху горы, а небеса были под ним.

Том сохранил полученные данные, но слабое ощущение разочарования, похожего на легкое похмелье, не оставляло его.

— Мы так и не знаем, почему это место было заброшено, но я полагаю, мы продвинулись на шаг вперед к отгадке.

— Но мы знаем, — возразила Джуди. — Демоны. «Обитель дьявола».

Том не был убежден.

— Нет, — сказал он. — Это всего лишь еще одно место в Шварцвальде, названое в честь дьявола. Вроде Teufelsmuhle[146] близ Штауфенберга, или Дьяволов помост… Есть даже два Дьяволовых помоста, один под Баден-Баденом, а второй — на Книбесе. Плюс Ведьмина долина и Адова долина и…

— Но ты помнишь описание демонов, которых якобы вызвал Дитрих?

Он не читал тогда весь документ, поэтому открыл файл и на сей раз углубился дальше комментария к названию.

— Уродливые сукины дети, не так ли? — сказал он, отыскав отрывок. — Желтые выпученные глаза. Неразборчивые заклинания. Сводят людей с ума. Плясали голыми, но не обнаруживали мужского естества. — На хорошо отрегулированном мониторе было заметно, как порозовели щеки Джуди. — Я не думаю, чтобы демоны вообще когда-либо выигрывали конкурсы красоты.

— Они еще летали. Вот, должно быть, откуда пошла эта людская молва о крэнках.

— Несколько строчек буллы? Нет, автор повторяет уже имеющую широкое хождение историю. Он рассчитывает, что его читатели понимают, на что он ссылается, равно как рассчитывает и на то, что они знают, кто такой «пастор Дитрих». Не удивлюсь, если Кrепkl произошло от Кrапklеin — южные немцы редуцируют «leiп» в «l».

— Я подумала…

— Что?

— Ну, описания демонов такие подробные, такие яркие… Их наружность. Даже то, как вели себя селяне. Некоторые «спаслись и спасли свои души». Другие «подружились с демонами и приняли их в самые свои сердца».

Том отмел предположение Джуди, даже прежде чем она могла собраться с духом его озвучить.

— Все, что для этого нужно, — немного воображения и капельку истерии. В Средние века люди без удержу верили во всяких мифических существ. До них долетали обрывки рассказов о носорогах, и они воображали себе единорогов. Степные наездники превратились в кентавров. Вокруг них были кобольды и гномы… Я видел миниатюру в одном псалтыре в Балтиморе, в галерее Уолтерс, которая изображала двух фантастических созданий — одно как олень, другое — словно большой кот, — идущих на задних лапах и несущих вдвоем похоронные дроги, затянутые драпировкой. А в крипте фрайбургской Францисканенкирхе есть фреска, которая изображает гигантских кузнечиков, пирующих за столом, — вероятно, метафора о том, как саранча может пожрать весь урожай. А резной дверной косяк в музее Клойстерс в Нью-Йорке изображает…