Василий Головачев - Сборник "Этические уравнения"

– Сон и есть сон…

– Да нет же, голос был слышен и после, когда я проснулась! Понимаешь? Я действительно слышала отца, будто он говорил со мной через стену! Я даже хотела бежать к соседям, но опомнилась. Там-то уж он точно не мог находиться.

– Что он говорил?

– Я почти дословно запомнила: «Маришка, я жив и здоров, лежу в больнице. Найди Максима, мне с ним надо поговорить».

– Все?

– Потом голос стал низким, как инфразвук, что-то еще сказал, я не разобрала, и пропал. Но папа жив и говорил со мной!

– Понял, попробую выяснить, что с ним.

– Максим… мне страшно!

– Не волнуйся, я сейчас же займусь твоими… – он хотел сказать: «звуковыми галлюцинациями», – но вовремя прикусил язык, – твоими предположениями. Как Стеша?

– Отправила на все лето в деревню, к прабабушке Наде, маме отца. Сама только что оттуда вернулась на несколько дней. Ты позвонишь?

– Непременно.

– Буду ждать!

Максим уставился в стол ничего не видящими глазами, пытаясь разобраться в своих чувствах, но основным среди них в настоящий момент было чувство радости: Марина позвонила сама и попросила помощи, – а это чувство всегда пьянит лучше всякого вина.

Торопливо доев, Максим расплатился и поспешил обратно к стоянке. По пути вызвал Райхмана:

– Герман, ты где? Что делаешь?

– Только что вылез из-под холодного душа, жарко, только вода и спасает, да и то ненадолго. Что-нибудь случилось?

– Похоже, наш клиент очнулся.

– Какой клиент? – не понял капитан.

– Гольцов Арсений Васильевич. Минуту назад мне позвонила его дочь, утверждала, что слышала его голос.

– Бред! Он же в отключке, насколько мне известно.

– Надо проверить. По ее словам, он хотел поговорить со мной о чем-то. Поеду в клинику.

– Тебя к нему не пропустят без пропуска.

– Черт! Мне надо обязательно туда попасть, я обещал!

– Может, поговоришь с начальством? Пищелко позвонит туда…

– Что я ему скажу? Что у дочери Гольцова галлюники и она слышит голос отца? А выше я пойти не могу, генерал меня на хрен пошлет за нарушение субординации!

– Да, как ни крутись, а ж… сзади! Слушай, что, если поговорить с Генкой? Его приятель работает у нас в конторе, в службе информационной безопасности. Он тебе любой допуск оформит.

– Ты думаешь?

– Зуб даю!

– Попробую.

Максим набрал номер Писателя.

– Але? – отозвался старший лейтенант через пару мгновений.

– Добрый вечер, – сказал Максим и обрисовал ему ситуацию. – Поможешь?

– Да не вопрос, – хмыкнул Писатель. – Сейчас позвоню, он как раз должен сегодня дежурить.

Ждать пришлось четверть часа.

– Все в ажуре, командир, – позвонил наконец Писатель. – Езжай прямо в Бескудниково, предъяви удостоверение, тебя пропустят. Паша залез в сеть медицинской обслуги и обеспечил тебе допуск по «трем нулям».

– Спасибо! – обрадовался Максим. – С меня пузырь.

– Паша пьет только водку.

– Тогда пузырь «Абсолюта».

Писатель засмеялся, пожелал удачи и отключил связь.

Через сорок минут, в начале десятого, еще засветло, Максим подъехал к зданию спецклиники на Новгородской улице, поставил машину в тихом парке напротив, поднялся в вестибюль. Охранник, глянув на офицерское удостоверение, пощелкал клавишами компьютера, глядя на экран, открыл турникет:

– Оружие?

– Нет.

– Проходите.

Программа приятеля Пашкевича сработала безупречно.

Максим нашел регистратуру, наклонился к окошку:

– В какой палате у нас лежит пациент по фамилии Гольцов?

– У вас есть разрешение на посещение? – оторвала голову от глянцевого журнала строгая дама в огромных очках.

– Разумеется, – подтвердил Максим, вонзая взгляд в глаза под очками, как учил его Шаман.

Что подействовало – неизвестно, то ли психоэнергетический импульс Разина, то ли просто обаяние, но регистраторша требовать пропуск не стала. Посмотрела на монитор компьютера на столе:

– Он в пятом боксе, второй этаж налево.

– Благодарю, – кивнул Максим с начальственной вежливостью.

Поднялся на второй этаж, прислушиваясь к тишине здания.

Коридоры клиники сверкали чистотой, везде кафель, металл, зеркала, стеклянные панели, современные двери со светящимися изнутри зелеными номерами. И ни одного человека нигде, ни одного звука не доносится из-за плотно закрытых дверей. Словно вымерло все кругом.

Максим почувствовал спиной взгляд, но оборачиваться не стал. И так было ясно, что за коридором следит телекамера, иначе трудно объяснить отсутствие в режимном учреждении охраны на этажах.

Вот и дверь под номером «5».

Максим остановился, не зная, что делать дальше. По идее дверь должна была быть закрыта. Однако за ним действительно наблюдали, и стоило ему на секунду задержаться, как в двери что-то щелкнуло: сработал замок.

Максим толкнул дверь, она открылась.

Небольшая палата с белыми стенами – три на четыре метра, кровать, большое окно, до половины закрытое матовым стеклом. Умывальник, туалетная кабинка. Телевизор в углу – плоский, современный, с DVD-плеером, горка кассет на прозрачном журнальном столике. Непонятное устройство на стене – вычурной формы пластиковый ящик с линзами и десятком выпуклых глазков. Один глазок горит зеленым, второй оранжевым. Очевидно, сигнализатор состояния.

Гольцов лежал на кровати и читал. Отложил книгу, увидев посетителя. Мигнул, едва заметно скосив глаза на сигнализатор. Максим кивнул в ответ: Арсений Васильевич предупреждал о спецаппаратуре, прослушивающей и просматривающей помещение. Этого следовало ожидать.

– Здравствуйте, господин Гольцов. Рад вас видеть. Как вы себя чувствуете?

– Сад заглох, одичал. Сад запущен давно.

– На душе у меня одиноко, темно, – процитировал чье-то двустишие Арсений Васильевич с усмешкой. – Честно говоря, я не ожидал вас увидеть.

– Мне позвонила ваша дочь. Ей показалось, что вы ее звали во сне.

– Не показалось. Вы с официальным визитом или, так сказать, с частным?

– Чисто по просьбе дочери. Я тоже не ожидал увидеть вас в полном здравии.

– Ну, до полного еще далеко, но я действительно здоров и хочу выйти отсюда. Не могли бы вы поговорить об этом с вашим начальством? Я пытался вызвать кого-нибудь, кто принимает решения, но медперсонал игнорирует все мои просьбы.

– Вы действительно… э-э, здоровы?

– Почему вы сомневаетесь?

– Потому что вы три месяца находились в состоянии комы, я узнавал, и вдруг…

– Для меня это тоже оказалось неожиданным, еще предстоит разбираться, почему так произошло. Но ведь я не в тюрьме? Не так ли? И имею право на свободу?