Артур Кларк - Сад Рамы

Вспоминая юношеское соперничество, Кэндзи жалел Кейко Муросава, жену Накамуры; он и сам испытывал к ней привязанность в шестнадцатилетнем возрасте. Тогда Кэндзи и Накамура около года пытались добиться симпатии Кейко. И когда девушка наконец решила отдать предпочтение Кэндзи, Тосио пришел в ярость. Однажды утром он даже подкараулил Кэндзи возле храма Реандзи и угрожал физической расправой.

«Я, конечно, женился бы на Кейко, — подумал Кэндзи, — если бы тогда остался в Японии». Он поглядел в окно, на усаженный мхом садик. Снаружи шел дождь. И он вдруг вспомнил тот неприятный дождливый день из собственной юности.

Кэндзи отправился в ее дом, как только узнал новость от отца. Звуки концерта Шопена донеслись до его ушей, когда юноша вступил на аллею, ведущую к дому. Встретила его миссис Муросава и строго сказала:

— Кейко сейчас упражняется, она закончит через час.

— Миссис Муросава, я прошу вас, — проговорил шестнадцатилетний молодой человек. — Это очень важно.

Ее мать уже собиралась закрыть дверь, когда Кейко заметила Кэндзи через окно. Бросив игру, она выскочила, ослепив его радостной улыбкой.

— Привет, Кэндзи. Что случилось?»

— Кое-что очень важное, — ответил он загадочным тоном. — Ты не могла бы погулять со мной?

Миссис Муросава что-то ворчала относительно близящегося концерта, но Кейко убедила мать в том, что один раз может и пропустить занятия. Взяв зонтик, девушка вышла к Кэндзи, поджидавшему ее возле дома. И когда они отошли подальше, так чтобы их не могли видеть из дома, она взяла его под руку, как поступала всегда во время их совместных прогулок.

— Итак, мой друг, — сказала Кейко, как только они направились в горы, за пределы Киото, своим обычным путем. — И что же случилось настолько важное?

— Я не хочу тебе говорить здесь, в этом месте. Все скажу, когда окажемся там, где надо.

Кейко и Кэндзи посмеялись и поговорили, направляясь к Тропе Философа — дивной дорожке, вьющейся у подножия восточных холмов. Этот маршрут прославился в XX веке благодаря заботам философа Нисиды Китаро, который, как говорили, каждое утро гулял здесь. Тропа шла мимо самых живописных мест Киото, в том числе Гинкаку-Дзи (Серебряного павильона) и любимого Кэндзи старого буддийского храма Хонэн-Ин.

За Хонэн-Ин и по его бокам располагалось небольшое кладбище с семьюдесятью или восемьюдесятью надгробиями. Кэндзи и Кейко обнаружили кладбище в прошлом году, исследуя на свой страх и риск окрестности. Здесь покоились многие из выдающихся жителей Киото, умерших в XX веке, в том числе знаменитый романист Дзюнъитиро Танидзаки и врач-стихотворец Ивао Мацуо. Кладбище сделалось местом свиданий Кейко и Кэндзи. Однажды, после того как молодые люди прочитали «Сестер Макиока», шедевр Танидзаки, описывающий жизнь Осаки в 1930-х годах, они около часа просидели возле надгробия автора и пересмеивались, обсуждая, на которую из сестер Макиока больше похожа Кейко.

В тот день, когда мистер Ватанабэ известил сына о том, что семья перебирается в Америку, дождь пошел еще до того, как Кэндзи и Кейко добрались до Хонэн-Ин. Там Кэндзи свернул направо, на узкую аллейку — в сторону старой калитки под соломенной крышей. Как и ожидала Кейко, в храм они не вошли, а поднялись вверх по ступеням, ведшим на кладбище. Но Кэндзи не остановился возле могилы Танидзаки, он поднялся повыше — к другой могиле.

— Тут похоронен доктор Ивао Мацуо, — сказал Кэндзи, извлекая электронную записную книжку. — Я хочу прочесть несколько стихотворений.

Кейко шла возле своего друга, они жались теснее, стараясь укрыться под одним зонтиком от легкого дождя. Кэндзи прочел три стихотворения.

— А теперь последнее. Особое хайку, написанное другом доктора Мацуо:

В тот июньский день,Съев по блюдцу мороженого,Мы попрощались.

Они помолчали, потом Кэндзи вновь — по памяти — повторил хайку. Кейко встревожилась, даже чуть испугалась, увидев, что серьезное выражение не покидает лица Кэндзи.

— Стихотворение говорит о расставании, — тихо произнесла она. — Ты хочешь сказать мне, что…

— Я не хотел, Кейко, — перебил ее Кэндзи. — Просто отца направили работать в Америку, — добавил он, помедлив несколько секунд. — Мы переезжаем в следующем месяце.

Кэндзи не ожидал увидеть такую печаль на прекрасном лице Кейко. Когда она поглядела на него этими жуткими в своей скорби глазами, он подумал, что его сердце вот-вот разорвется. И он обнял ее под этим послеполуденным дождем, и оба плакали и клялись, что будут вечно любить друг друга.

4

Молодая официантка в легком голубом кимоно и старомодном оби отодвинула в сторону экран и вошла в комнату. В руках у нее был поднос с сакэ и пивом.

— Осакэ онегаи симасу,[23] — вежливо проговорил отец Кэндзи, подставляя чашечку.

Кэндзи пригубил холодного пива. Вернулась официантка постарше с маленьким блюдом закуски. Посреди его был какой-то моллюск под легким соусом, но Кэндзи не мог определить ни ракушку, ни соус. В свои семнадцать лет, прежде чем оставить Киото, он едва ли съел больше горсточки этой кайсэки.[24]

— Кампай,[25] — произнес Кэндзи, звякнув своим бокалом о чашечку отца. — Спасибо тебе, отец. Обедать здесь вместе с тобой — честь для меня.

«Ките» был самым знаменитым рестораном в районе Кансай, а может быть, и во всей Японии. Кроме того, он был ужасно дорогим, потому что здесь сохранялись все традиции персонального обслуживания и отдельные кабинеты для еды; блюда по сезону изготавливались только из самых качественных продуктов. Каждая перемена блюд веселила глаз и радовала небо. Когда мистер Ватанабэ сообщил сыну о своем намерении отобедать с ним вдвоем, с глазу на глаз, Кэндзи и в голову не пришло, что речь идет о «Ките».

Они говорили об экспедиции на Марс.

— Сколько японцев среди космонавтов? — спросил мистер Ватанабэ.

— Хватает, — ответил Кэндзи. — Около трех сотен, если я не ошибаюсь. Япония поставила многих главных специалистов. Большую по численности группу имеет только Америка.

— А ты знаешь кого-нибудь из японцев?

— Двоих или троих. Ясуко Хорикава недолго училась в моей школе в одном из старших классов. Возможно, ты помнишь ее: очень умная, с кроличьими зубами, в толстых очках. Она работает — точнее, работала — химиком в корпорации «Дай-Ниппон».

Мистер Ватанабэ улыбнулся.

— Да, кажется, помню, — сказал он. — Она как-то была у нас, когда Кейко играла на пианино.