Виктор Гончаров - Век гигантов

— Эрти, милое дитя! — воскликнул он. — А мы-то считали, что ты погиб, что тебя утащили с собой косоглазые изверги…

Эрти, улыбающийся, вылез из-под тяжелого кожуха, которым его укрыли молодые женщины, и поспешил засвидетельствовать: это Эрти верхом на Керзоне съездил за охотниками и привел их; никто не видел, как они ускользнули со двора, но Эрти чуть было не замерз и его чуть-чуть не съели волки…

Скальпель взял малыша на руки, благодушно поглядывая на трех молодых женщин и на звонкоголосую ораву ребят, окруживших его без всякой боязни.

— А кто твоя мама? — спросил он малыша.

— Вот… — Эрти показал разом на всех трех женщин.

— Здорово! — приятно изумился Скальпель, а словоохотливая и смешливая Уша, рожденная на заре («уша» значит «заря»), пояснила:

— Ах-хо! Мама Эрти умерла. Мама Эрти дала жизнь Эрти и умерла. Но все молодые женщины, по «старому слову» арийя, заменяют бедняжке Эрти умершую маму.

Вот когда Скальпель узнал, почему малыш носит свое имя — имя смерти.

Убедившись в полной безопасности четырехглазого человечка и доброжелательности мастодонта, старики, а вслед за ними и все, решились, наконец, повылазить из саней. Скальпель перенес центр своего внимания на них. Он видел, что старцы замерзли и были бы не прочь укрыться где-нибудь в теплом месте, — в коровнике или курятнике, например, куда они и поглядывали недвусмысленно. Он повел бы их без промедления в пещеру, но сначала нужно было распрячь коней и поставить их в конюшню. Это было сделано не без малого труда — соединенными усилиями: старики ни за что не хотели уступать кому бы то ни было своих прав по уходу за лошадьми; их руки заскорузли от холода, но они терпеливо повторяли каждое движение четырехглазого человечка над примитивной упряжью, а так как сам человечек не был особенно сведущим в этой области, то они повторяли и каждую его ошибку. Работа совершалась в полном молчании: Скальпель боялся попасть впросак и вызвать гнев Николки в случае какого-нибудь инцидента с ордой. Скальпель заговорил только тогда, когда все было окончено, и Николка с охотниками вышел за ворота:

— Ффель (удар в собственную грудь) просит стариков, всех мужей и женщин идти в пещеру…

Орда выстроилась, т. е. расположилась по старшинству: впереди пошли старики и старухи, за ними инвалиды и последними — молодые женщины с малолетними ребятишками, — более старшие ребята сбежали к Николке. Эрти не обратил внимания на эту первобытную иерархию и побежал вприпрыжку впереди всех; он чувствовал себя хозяином, наравне со Скальпелем.

Дверь, заскрипевшая на петлях, исказила лица дикарей мистическим ужасом.

— Пожалуйте, пожалуйте, пожалуйте, — препровождал всех Скальпель, стоя у двери и почти насильно вталкивая каждого: он так боялся выстудить пещеру, ведь у него не было тамбура при входе.

Внутреннее убранство пещеры — печь, пышущая жаром; окна, прорезанные в стенах, застекленные и декорированные хвоей (— «для свежести воздуха, мой друг, для свежести воздуха и вообще» — оправдывался Скальпель с виноватой улыбкой, когда Николка иронически подмигивал над этой декорацией; на Николкином языке всякая склонность к уюту носила название мещанства); топчаны, покрытые мехом разнообразных зверей; шкуры на полу с оскаленными мордами; рога оленей, служившие вешалкой; столы, табуреты, шкапы; плотничьи и другие инструменты, в порядке развешанные на стене, и прочее — повергло дикарей в состояние, близкое к столбняку. Весело поблескивая стеклами очков и глазами, Скальпель молчал, давая дикарям время прийти в себя и наблюдая за ними внимательно. — Колдун Тъма, легкомысленно коснувшись раскаленной печи, отскочил от нее, как от крокодила, щелкнувшего зубами; старуха Гарба, любопытная, как газель, но отнюдь не похожая на нее внешностью, попыталась высунуть голову из окна, крепко ударилась о толстое стекло и опустилась на пол, шепча бессвязные проклятия. — То было двое смельчаков из всей орды, только они и проявили исследовательскую активность; остальные стояли истуканами. Скальпель сел на скамейку подле стола и, остановившись глазами на библейском старце Айюсе, как на наиболее заслуживающем внимания, предложил ему садиться. Около Айюса находился табурет. Предварительно осведомившись: «не кусается ли оно — четырехногое, деревянное», и получив успокоительный ответ, старец сел на пол, табурет отодвинув от себя. За ним последовали все, стараясь занимать позиции подальше от стола, скамеек, шкапа и печки.

Скальпель пригладил лысинку и начал разговор; с несложным языком плиоцена он справлялся не хуже Николки. По профессиональной привычке он спросил прежде всего о здоровье, летах и образе жизни своих гостей. Ответ был таков: лета у всех разные, самый старый Айюс: он забыл счет годам и вот уже какую зиму повторяет, что прожил 150 зим; самый молодой — Кха, ему две с половиной зимы; после него женщины почему-то перестали давать жизнь новым детям… (— Симптом вырождения, — отметил Скальпель).

…У стариков здоровье плохое: болят руки и ноги, болят все суставы… (— Пещерная подагра, — объяснил Скальпель, — в пещерах сыро и холодно, а старикам приходится сидеть в них более всех. Даже у пещерных медведей наблюдается та же болезнь… Ну, дальше!.. —).

…Образ жизни орда ведет простой — тот, который вели ее предки и предки предков…

— Замечательно, — сказал Скальпель, — но гордиться последним не следует.

Затем он перешел на выяснение семейных отношений и тут напоролся на сюрприз: «семейные» отношения в орде отличались оригинальностью необыкновенной. Все старики, по отношению к детям, были дедами, старухи — бабками, охотники и инвалиды — отцами, молодые женщины — матерями; сами же дети делились на две категории — до 8-летнего возраста они находились при матерях и назывались поэтому «материнскими», с 8 лет по 16 лет, по совершеннолетие — при стариках и назывались «стариковскими». Но это еще не было особенно оригинальным. Поразило Скальпеля вот что: в орде не знали слов «муж» и «жена». «Муж» был синоним мужчины вообще, «жена» синоним женщины. Каждый мужчина по отношению к любой женщине был мужем, каждая женщина по отношению к мужчинам — женой. Дети называли всех женщин «мамами», охотников— «папами». Семейных пар в орде не существовало. Семьи, следовательно, не было…

— Вот те на! — воскликнул Скальпель, сдвигая очки на лоб. — Читал я, конечно, насчет брачных отношений в первобытном коммунистическом обществе, но, признаться, никогда не верил. Ори-ги-наль-но… Ну-с, так-с, будем продолжать… Кто же у вас старший в орде? Кто, так сказать, вершит ее судьбами?..

Этот вопрос он перевел на язык плиоцена. Словно тяжелые замки повисли на устах доселе словоохотливых стариков. Инвалиды и женщины потупили взоры…