Ольга Ларионова - Вахта «Арамиса»

Вдруг его взгляд упал на принесенный ими тяжелый предмет. Физик поднял его и придавил им край палатки.

— Хоть на что-то пригодилось, — сказал наблюдавший за ним Доктор.

Инженер сидел съежившись, опустив голову на руки, в состоянии полной подавленности. Он долго не произносил ни слова, потом что-то невнятно пробормотал — просил передать тарелку.

— И что теперь, родные мои? — внезапно заговорил он, выпрямляясь.

— Спать, ясное дело, — спокойно ответил Доктор, благоговейно достав из портсигара сигарету и с наслаждением затягиваясь.

— А завтра что? — спросил Инженер, и было видно, что его спокойствие — тонкая, до предела натянутая струна.

— Генрих, ты ведешь себя, как ребенок, — сказал Координатор, чистивший кастрюлю песком. — Завтра обследуем следующую секцию. Я полагаю, мы сегодня осмотрели около четырехсот метров.

— И ты думаешь, мы найдем что-нибудь другое.

— Не знаю. У нас есть еще один день. После полудня придется возвращаться к ракете.

— Я безумно рад, — буркнул Инженер. Он встал, потянулся и охнул. — У меня как будто все кости переломаны, — признался он.

— У нас тоже, — добродушно заверил его Доктор. — Слушай, ты и вправду ничего не можешь сказать об этом? — Он показал горящим концом сигареты на едва видимый предмет, который прижимал край палатки.

— Могу. А почему бы нет? Конечно, могу. Это устройство, которое служит для того, чтобы его сначала…

— Нет, серьезно. Ведь там есть какие-то части. Я-то в этом не понимаю. — А я, ты думаешь, понимаю?! — взорвался Инженер. — Это создание сумасшедшего. — Он ткнул рукой в сторону невидимого завода. — Вернее, сумасшедших. Цивилизация душевнобольных — вот что такое этот проклятый Эдем! То, что мы притащили, прошло целую серию процессов, — продолжал он спокойнее. — Прессовка, вдавливание прозрачных сегментов, термическая обработка, шлифовка. Здесь какие-то высокомолекулярные полимеры и какие-то неорганические кристаллы. Это часть, не целое. Для чего она может служить, не знаю. Но даже вынутая из этой сумасшедшей мельницы — сама по себе — она кажется мне ненормальной.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Координатор.

Химик убрал посуду и припасы, развернул одеяло. Доктор погасил сигарету и заботливо спрятал недокуренную половинку в портсигар.

— У меня нет никаких аргументов. Там внутри есть какие-то элементы они не соединяются ни с чем. Как бы замкнутая электрическая цепь, но расчлененная изоляционными вставками. Это… это не может работать. Так мне кажется. В конце концов, за столько лет в человеке вырабатывается какая-то профессиональная интуиция. Я, конечно, могу ошибиться, но… нет, я предпочитаю об этом вообще не говорить.

Координатор встал. Остальные последовали его примеру. Когда погасла горелка, их поглотила абсолютная тьма — далекие звезды не давали света, они лишь ярко сверкали в каком-то удивительно низком небе.

— Денеб, — тихо сказал Физик.

Все смотрели на небо.

— Где? Там? — спросил Доктор.

Они бессознательно перешли на полушепот.

— Да. А та, рядом, поменьше, — это гамма Лебедя. Страшно яркая.

— Раза в три ярче, чем на Земле, — согласился Координатор.

— Холодно и до дому далеко, — протянул Доктор.

Ему никто не ответил. По одному они влезли в надутый купол палатки. Все так устали, что, когда Доктор по обыкновению сказал в темноте «доброй ночи», ему ответило только дыхание спящих.

Сам Доктор еще не заснул. Он подумал, что они поступают опрометчиво: из ближних зарослей ночью может вылезти какая-нибудь пакость, нужно выставить охрану. С минуту Доктор размышлял, не должен ли он добровольно занять этот пост, но только еще раз иронически улыбнулся в темноте, повернулся и вздохнул. Он не заметил, как провалился в сон.

Утро следующего дня встретило людей солнцем, хотя белых кучевых облаков стало больше. Съели скудный завтрак, оставив немного продуктов, чтобы закусить перед дорогой.

— Хоть бы раз умыться! — жаловался Кибернетик. — Такого со мной еще не случалось — человек весь провонял потом, кошмар! Ведь должна же здесь быть где-нибудь вода!

— Где вода — там и парикмахер, — безмятежно ответил Доктор, глядясь в маленькое зеркало. Он строил скептические и героические гримасы. — Только я боюсь, что парикмахер на этой планете сначала бреет, а потом втыкает все волосы обратно; знаешь, это очень правдоподобно.

— Ты в могиле тоже будешь шутить? — выпалил Инженер и, смутившись, пробормотал: — Извини. Я не хотел…

— Ничего, — ответил Доктор. — В могиле это вряд ли возможно, но пока я туда не попал… Ну, пошли!

Они выпустили воздух из палатки, упаковали вещи и, забрав свое снаряжение, двинулись вдоль размеренно волнующейся завесы, пока не удалились от лагеря на добрый километр.

— Может, я ошибаюсь, но здесь она как будто повыше, — сказал Физик и, сощурившись, оглядел разбегающиеся в обе стороны арки. Их стыки далеко вверху сверкали серебряным огнем.

Сбросив поклажу в одну кучу, они направились к заводу. Вошли без всяких приключении, как и накануне. Физик и Кибернетик немного задержались.

— Что ты думаешь об этом исчезновении? — спросил Кибернетик. — Тут столько всего происходит, что вчера я совсем о нем забыл.

— Что-нибудь с рефракцией, — не очень уверенно ответил Физик.

— А на что опирается перекрытие? Не на это же, — Кибернетик показал

на взбухающую волнами завесу, к которой они подходили.

— Не знаю. Может, опоры укрыты как-нибудь внутри или с другой стороны. — Алиса в стране чудес, — встретил их голос Доктора. — Начинаем?

Сегодня я чихаю меньше. Может, это адаптация. В какую сторону пойдем сначала?

Здесь все было похоже на то, что люди видели накануне. Они двигались уверенно и быстро. Сначала им даже казалось, что вообще ничего не изменилось. Колонны, колодцы, лес наклонных пульсирующих и вращающихся трубопроводов, вспышки, сверкание — весь круговорот процессов проходил в одинаковом темпе. Но, присмотревшись к «готовым изделиям», через некоторое время люди обнаружили, что они другие — больше и иной формы, чем вчерашние. И это еще не все. Изделия, которые тоже вводились в замкнутый цикл, не были абсолютно идентичны. В основе своей они напоминали часть рифленой у верхушки половинки яйца. Следы обработки на них показывали, что они должны соединяться с другими частями; кроме того, из них выступали рогатые утолщения, что-то вроде отрезков труб, в которых помещались чечевицеобразные пластинки, похожие на дроссельные заслонки или клапаны. Однако при сравнении большого количества этих предметов выяснилось, что одни имеют два открытых рога, другие — три или даже четыре, причем эти дополнительные выступы были меньше и часто как бы не окончены, словно процесс обработки прерывался где-то в середине. Чечевицеобразная пластинка иногда целиком заполняла отверстие трубы, иногда — только его часть, порой ее не оказывалось вовсе, некоторые изделия были гладко отполированы, другие — шероховаты, втулки «заслонок» тоже различались. Они обнаружили два совершенно одинаковых изделия, спаянных друг с другом и сообщающихся через небольшое отверстие. Чечевицеобразные пластинки образовывали как бы восьмерку — Доктор назвал их сиамскими близнецами. У них было целых восемь — мал мала меньше — рогов, из которых самые маленькие совсем не имели отверстий.