Бен Бова - Орион и завоеватель (Орион - 4)

Безоружный, я ждал его нападения. Никто не предложил мне оружия и не возразил против поединка. Болтун был опытным бойцом, руки его покрывали шрамы, глаза жестко смотрели на меня. Я ждал, но уже ощущал, как ускоряются мои реакции, как замедляется течение времени.

Движение мышц на бедре выдало мне его намерения. Воин шагнул вперед и сделал выпад, целясь мне в живот. Я вовремя отступил в сторону и перехватил его кисть обеими руками. Потом перебросил противника через бедро и тотчас же вырвал меч из его руки. Он рухнул на спину, как куль с мокрым тряпьем.

Приставив острие меча к его горлу, я сказал:

- Мои боги услышали мою молитву. А твои?

Он смотрел на меня, и ужас смерти изгонял краски с его лица. Я вонзил меч в землю возле его головы. Ожидая смерти, он крепко зажмурил глаза, но потом понял, что остался жив, и широко распахнул их. Я протянул руку, чтобы помочь ему подняться.

Остальные воины молча глазели на меня.

Обернувшись к молодому начальнику, я сказал:

- А теперь я хочу вступить в твое войско, если подхожу тебе.

Тот помялся и ответил:

- Поговори об этом с моим отцом.

Подобрав копье, я последовал за ним в лагерь, оставив остальных недоумевать. Молодой человек провел меня мимо грубо сколоченного загона, в котором, вздымая пыль и распространяя запах мочи, топтались и ржали кони и мулы. На противоположной стороне раскинулся ряд шатров. Мы направились к самому большому, возле которого на страже стояли два воина в бронзовой броне и с высокими копьями.

- Отец, - позвал юноша, исчезая под пологом шатра. - Я привел новобранца.

Последовав за ним, я оказался перед крепким человеком с густой проседью в волосах и седой бородой, сидевшим за деревянным столом.

Он как раз обедал; стол был уставлен плошками с дымившейся похлебкой и фруктами. Возле серебряного кувшина стояла украшенная драгоценными камнями чаша. В дальнем углу шатра замерли на коленях три молодые рабыни.

Мужчина показался мне странно знакомым; я уже где-то видел эти пронзительные угольно-черные глаза и широкие плечи. Могучие руки, заросшие густыми темными волосами, покрывала сеть белых шрамов. Он посмотрел на меня долгим взглядом, пощипывая бороду, и тоже как будто пытался что-то вспомнить.

- Орион, - произнес он наконец.

Я отступил на шаг и спросил с удивлением:

- Одиссей? Это ты, господин?

Это был действительно Одиссей, которому я служил при осаде Трои. Он стал старше, поседел, лицо его покрылось паутиной морщин.

Он представил мне молодого военачальника; оказалось, что это его сын Телемак.

Царь улыбнулся мне, хотя в глазах читался вопрос: "Годы проявили к тебе больше милосердия. Ты словно и не переменился с тех пор, когда я в последний раз видел тебя на равнине Илиона".

- Где мы - в Итаке? - спросил я.

Лицо Одиссея сделалось серьезным.

- Итака далеко отсюда, - пробормотал он. - Там мое царство, моя жена. Тут сталь возвратилась в его голос. - И мертвые тела псов, которые хотели похитить мою жену, царство и даже дом.

- А перед нами - Эпир, - сказал Телемак.

- Эпир? - Я слышал это название. В Эпире родится Олимпиада.

Одиссей устало качнул поседевшей головой.

- После долгих лет, которые я провел вдали от жены и дома, боги сочли нужным вновь услать меня в далекие края.

- Боги бывают жестоки, - сказал я.

- Ты прав.

Одиссей пригласил меня и Телемака разделить с ним трапезу. Рабыни бросились из шатра за новыми яствами, тем временем мы пододвинули деревянные табуреты к столу. Я был всего лишь фетом, когда впервые встретил Одиссея, и пусть я был тогда ниже раба, царь оценил мою боевую доблесть и принял в свой дом.

Пока рабыни разливали горячую похлебку по деревянным чашам, Одиссей рассказал мне свою горестную повесть.

Оставив еще дымившиеся развалины Трои, царь направил свои корабли к родной Итаке, но храбрые мореплаватели попали в жестокий шторм, разметавший флот по бурному морю.

- Посейдон всегда не любил меня, - сказал он вполне деловым тоном. - А я еще потом убил одного из его сыновей.

Царь состарился, пытаясь вернуться домой. Корабли гибли, люди тонули. Уцелевшие один за другим покидали Одиссея; не надеясь вновь увидеть Итаку, они оставались в чужих землях, не желая более искать дорогу в родные края.

- А тем временем всякая деревенщина, что обитает на Итаке, толпилась возле дверей моего дома, ухаживая за Пенелопой.

- Эти наглецы вели себя так, словно царство уже принадлежало им, сказал Телемак. - Они намеревались убить меня.

- Благодарю богов за ум, которым они одарили Пенелопу. У моей супруги характер воина. Вот так! - Одиссей ухмыльнулся. - Она не поверила в мою смерть и не захотела назвать кого-нибудь из настырных проходимцев своим мужем.

Потом они стали подробно вспоминать, как вела себя обнаглевшая знать, "женихи" ели и пили как саранча, спорили и дрались, тиранили слуг, приставали к женщинам, угрожали перебить домашних и челядь, если Пенелопа не выберет одного из них в мужья.

- Словом, когда я наконец добрался до Итаки, оказалось, что царство мое разграблено, а эти свиньи осаждают мой дом.

Телемак мрачно улыбнулся:

- Но мы ведь быстро разделались с ними, так, отец?

Одиссей расхохотался:

- Это была скорее игра, чем битва. Я убил троих или четверых, остальные разбежались, как крысы при виде собаки. Неужели они могли подумать, что воин, который взял Трою и побеждал в единоборстве истинных героев, побоится толпы жирных бездельников?

- Мы косили их словно пшеницу, - проговорил Телемак.

- Ты прав.

- Итак, царство снова твое, - сказал я.

Улыбка его испарилась.

- Родственники убитых потребовали возмещения, - проговорил Телемак.

Я понял, что это значило: несколько десятков кровных врагов одновременно набросились на Одиссея и его семью.

- Среди убитых был сын эпирского царя Неоптолема. Поэтому родственники женихов собрались здесь, в Эпире, чтобы вместе отправиться на Итаку, захватить остров, а меня уничтожить.

Имя Неоптолем я слышал и прежде: так звали отца Олимпиады. Но до ее рождения оставалась тысяча лет. Возможно, это имя передавалось из поколения в поколение в роду царей Эпира. Или же...

- Мы пришли к стенам Эпира, - сказал Телемак, - осадили город, а они прячутся за городскими стенами.

Молодой человек, похоже, гордился тем, что они напали на своих врагов, не ожидая их появления на Итаке.

Одиссей проявил меньший энтузиазм:

- Осада ничего не дает. Они отказываются от сражения, а у нас нет сил штурмовать город.

Я вспомнил, как долго пришлось осаждать Трою.

Редко проявлявший нетерпение, Одиссей ударил кулаком по столу, рабыни затрепетали.