АНТОЛОГИЯ - РУССКАЯ ФАНТАСТИКА 2006

Сын пришел, когда все было готово. Во взгляде его старик уловил что-то похожее на жалость.

- Здравствуй, папа, - сказал он. - Что, все готово?

- Готово, садись быстрей, - пробурчал внук.

Пробка, вылезая из узкого горлышка, негромко хлопнула. Темно-красная жидкость, в которой стайками метались пузырьки, с плеском полилась в бокалы. Старик глядел на нее и думал, что скоро точно так же польется его кровь.

Ее всегда выпускают, прежде чем отправить тело на переработку.

Ноздрей коснулся терпкий аромат вина.

- Ну что, папа, за тебя, - сказал сын, поднимая бокал, рука его чуть подрагивала. - Спасибо за то, что ты был хорошим отцом и дедом. Спасибо за все…

- Не за что. - Старик чуть отхлебнул, покатал вино на языке. Есть не хотелось, и он просто сидел и смаковал почти забытый напиток.

- А я видел в кино, - пробурчал внук с набитым ртом, - что раньше похороны праздновали по-другому. И даже не праздновали, - он нахмурился, - а не знаю, как сказать… Все плакали, надевали черное… Интересно, почему?

- Смерть тогда была неожиданностью, - пожал плечами старик. - Это сейчас ты в тридцать лет узнаешь, сколько тебе осталось. И ты сам, и близкие - все привыкают, зная, когда ты их покинешь. Сейчас ведь тоже горюют, если кто умер из-за несчастного случая или от болезни.

- Но все равно не так, - покачал головой внук. - Чего убиваться-то? Умершего ведь не вернешь.

- Пойдем, папа, - сказал сын. - Нам пора ехать, а то опоздаем.

- Хорошо. - Старик допил вино и поднялся. На него смотрели четыре пары глаз, в трех была заметна печаль. - Прощайте! Может быть, еще свидимся… там!

И он ткнул рукой вверх, туда, где за потолком, за многими слоями жилого комплекса находилось небо. Один из немногих кусочков природы, который человек не смог изгадить до конца.

- Прощай, дед.

- Прощай.

- Прощайте, папа.

Выходя в дверь, старик не оглянулся.

- Тебе не странно, что никто не позвонил, не простился? - спросил сын, пока они шли до парковки.

- Нет, - ответил старик. - Некому. Из друзей у меня был самый высокий коэффициент полезности. Они все давно мертвы.

- Да? Я не знал. - В голосе сына звучала растерянность. - Садись.

Дверцы авторана, похожего на каплю блестящего металла, с легким шипением поднялись. Старик устроился в мягком сиденье, слышал, как возится рядом сын.

- Поехали, - сказал он.

Стена парковки поднялась, авторан дернулся вбок и вывалился наружу. Перегрузка вдавила пассажиров в кресла, потом сын выровнял полет. Мимо проносились смазанные блики - другие машины, громадными башнями высились жилые комплексы.

Всю дорогу они молчали. Говорить было не о чем. Старик просто смотрел в окно, наслаждаясь последней в жизни поездкой. Пусть даже они едут по опостылевшему до икоты городу, громадному и грязному, словно древнее чудовище.

Авторан остановился около большого здания, крыша которого вздымалась сверкающим куполом. Над крыльцом красовалась надпись: “Приемное отделение”.

- Интересно, - голос сына был странным, - а кто-нибудь пытался избежать этого? Скрыться, не прийти в назначенный срок…

- Вряд ли. Какой смысл? - Старик кашлянул, прочищая горло. - Нарушишь закон ты, а наказание понесут родственники. Дети, внуки… Зачем?

Пройдя за дверь, они оказались в царстве белизны - белый пол, потолок, молочного цвета стены, на одной из которых выделяется контур двери. Рядом с ним - небольшое окошко.

- Добрый день, - сказал старик, подойдя к нему. - У меня сегодня, - горло неожиданно перехватило, - срок…

- Ваши документы, - попросила красивая молодая женщина в окошке, холодно и равнодушно улыбаясь.

Старик отдал идентификационную карточку.

- Все верно, - кивнула женщина. - Наследник с вами?

Старик отошел в сторону, к окошечку склонился сын.

- Да?

- Одежду сможете получить завтра, - сказала женщина, - после семи вечера. Вашу долю мясопродуктов - тоже. Учитывая коэффициент полезности покойного, - старик содрогнулся, о нем говорили уже как о трупе, это будет, скорее всего, ветчина. Вот талон, который предъявите в отдел выдачи…

- Да, хорошо, - кивнул сын.

Из-за белой двери донеслось едва слышное шипение, контур стал чуть толще.

- Можете проходить. - Женщина кивнула еще раз.

- Прощай, сын, - сказал старик. - Живи честно и не опозорь нашего имени!

- Я постараюсь, папа.

Сын кивнул. Он молча смотрел, как старик шаркающей походкой уходит прочь. Вместе с ним уходили многие годы жизни. Дверь закрылась, из-за нее вновь донеслось шипение.

Сын развернулся и пошел к выходу. В груди болезненно кололо, в голове было пусто, мысли все куда-то подевались. Только у самой машины вспомнил, что что-то держит в руке.

Опустил глаза и обнаружил зеленый пластиковый талон, поперек которого шла надпись: “Мясозавод № 21”.

Сын рассеянно сунул его в бардачок и потянулся к сенсору зажигания.

ВАСИЛИЙ МИДЯНИН

Александру Бачило - человеку, который дружит с телевидением

Угловатый, хрипло ревущий “Лендровер”, по самую крышу вымазанный красновато-коричневой глиной, безнадежно буксовал в глубокой яме, наполненной мутной дождевой водой. Через забрызганное грязью ветровое стекло можно было разглядеть смуглое ковбойское лицо водителя с остро очерченными скулами. Судя по гримасам, которыми ковбой обозначал чрезвычайное напряжение всех душевных и физических сил, вытащить машину из топи было не так-то просто. Вокруг ямы бушевала тропическая растительность, чуть левее сквозь густую зелень листвы виднелась оранжевая проселочная дорога, размытая бесконечными ливнями. Машина взревела, задние колеса бешено завертелись в жидкой трясине, расшвыривая во все стороны ошметки слякоти, и на этот раз, заваливаясь набок и отчаянно пробуксовывая, “Лендровер” понемногу выполз из западни. Водитель заглушил мотор, вылез из машины, устало прислонился к дверце в грязных разводах и достал из нагрудного кармана пачку сигарет. По экрану скользнуло изображение безучастного верблюда. Ковбой сунул сигарету в рот и щелкнул зажигалкой. Отъехав назад и увеличив угол обзора, камера показала вставшую над джунглями, прямо над замершей машиной, семицветную радугу.

“Кэмел” - для настоящих мужчин”, - веско произнес за кадром диктор.

- Пшел к монахам! - прорычал коренастый мужик, в армейских трусах и отвисшей фиолетовой майке, сидевший перед телевизором и одним глазом разглядывавший его через полупустую бутылку пива, которую сжимал в руке. - Футбол верните, ур-р-роды, вашу мать!..

Из кухни выглянула немолодая и некрасивая женщина в помятом ситцевом халате.

- Чего горланишь, отец? Звал, нет?