Джон Уиндем - Миры Джона Уиндема, том 5

Не знаю, сколько я проспала - час или несколько минут, но когда открыла глаза, уже чувствовала себя спокойнее и крепче. Мною снова овладело любопытство - мне очень хотелось узнать, где же я нахожусь. Я повернула голову и огляделась.

Метрах в двух от меня я увидела странное сооружение на колесах нечто среднее между кроватью и больничной каталкой. На нем спала женщина таких гигантских размеров, какие мне никогда не приходилось видеть. Затем я взглянула в другую сторону и увидела еще две каталки с такими же огромными женщинами. Приглядевшись к той, что была ближе ко мне, я с удивлением обнаружила, что она совсем молода: года двадцать два, двадцать три, не более. Лицо у нее было пухленькое, но не жирное; по правде говоря, его свежий, здоровый цвет и коротко остриженные золотистые кудри позволяли даже назвать ее красивой. Я начала размышлять о том, какого рода гормональное нарушение могло вызвать столь серьезную аномалию в таком молодом возрасте.

Прошло минут десять, и я услышала, как кто-то деловитым шагом приближается ко мне. Чей-то голос спросил:

- Ну, как вы себя чувствуете сейчас?

Я повернула голову и оказалась лицом к лицу с ребенком лет семи. Однако при ближайшем рассмотрении обнаружила, что лицо под белой шапочкой отнюдь не детское и его владелице лет тридцать, не менее. Не дожидаясь моего ответа, маленькая женщина взяла меня за кисть и стала считать пульс. Видимо, его частота удовлетворила ее, и она сказала:

- Теперь у вас все пойдет хорошо, мамаша.

Я уставилась на нее, ничего не понимая.

- Перевозка стоит у самых дверей - как вы думаете, вы сумеете сами дойти до нее?

- Какая еще перевозка? - спросила я в недоумении.

- Ну, карета, которая отвезет вас домой. Вставайте, пошли. - И она откинула мое одеяло.

То, что я увидела, потрясло меня. Я приподняла руку, но это была не рука, а скорее диванный валик с крохотной ладошкой на конце. Я смотрела на нее с ужасом. Затем я дико закричала и потеряла сознание...

Придя в себя, я увидела рядом с кроватью женщину нормального роста в белом халате и со стетоскопом на шее. Малышка в белой шапочке, которую я сначала приняла за ребенка, стояла рядом, едва доставая ее локтя.

- Не знаю, что на нее нашло, доктор. - Она вдруг завизжала и потеряла сознание...

- Что это? Что случилось со мной? Я знаю, что я совсем не такая нет, нет! - прокричала я.

Врач продолжала обескураженно смотреть на меня.

- О чем это она? - спросила она сестру.

- Понятия не имею, доктор, - ответила сестра, - это случилось совершенно неожиданно, как будто у нее был шок.

- Но ведь мы ее уже обследовали и выписали, так что она не может здесь больше оставаться; к тому же нам нужна эта палата... Пожалуй, надо дать ей что-нибудь успокоительное.

- Но что же случилось? Кто я? Тут что-то ужасно напутано - я знаю, что я совсем не такая! Ради Бога, объясните мне, в чем дело?!

Врачиха стала меня успокаивать. Она ласково потрепала меня по плечу и сказала:

- Все в порядке, мамаша, вам совершенно не о чем беспокоиться. Старайтесь не принимать ничего близко к сердцу, и скоро вы будете дома.

В это время подошла медсестра со шприцем в руке и подала его врачихе.

- Не надо, не надо! - закричала я. - Я хочу знать, где я, кто вы и что же случилось со мной?

Я попыталась вырвать шприц из рук врача, но они обе прижали меня к кровати и все-таки умудрились сделать мне укол в руку.

Это действительно было что-то успокоительное. Однако оно не погрузило меня в сон, а лишь позволило мне как бы отрешиться от самой себя и ясно оценивать все происходящее как бы со стороны...

Вне сомнения, у меня была амнезия. Очевидно, какой-то шок привел, как принято говорить, к "утрате памяти". Но эта утрата была все же незначительной - я не помнила, кто я, что я и где живу, и в то же время сохранила способность говорить и думать; а подумать мне было о чем.

Я была глубоко убеждена, что все происходящее вокруг было чем-то нереальным. Так, я понимала, что никогда прежде не видела этого места; весьма необычным было и присутствие двух маленьких медсестер, а самое главное - я была абсолютно уверена, что огромное тело, лежавшее на постели, не было моим. Я не могла вспомнить, каким было мое лицо обрамлено ли оно светлыми или темными волосами, молодое оно или старое, но я ни минуты не сомневалась в том, что оно никогда не являлось частью этого тела. К тому же рядом со мной находились другие молодые женщины столь же огромных размеров. Поэтому трудно было допустить, что все мы страдали одним и тем же гормональным нарушением - иначе зачем персонал собирался благополучно отправить меня "домой", хотя я понятия не имела, где находится этот "дом"...

Я все еще обдумывала сложившуюся ситуацию, когда заметила, что потолок над моей головой начала двигаться, и я поняла, что меня куда-то везут. Дверь в конце комнаты отворилась, и каталка слегка наклонилась подо мной по мере того, как съезжала с небольшого пандуса.

У подножия пандуса стояла "карета" для перевозки больных, окрашенная в розовый цвет; ее задние дверцы были распахнуты. Бригада из восьми маленьких санитарок перенесла меня с каталки на кушетку в карете. Две санитарки накрыли меня легким одеялом и подсунули мне под голову еще одну подушку. Затем они вышли, захлопнули за собой дверцы, и через минуту мы отправились в путь.

Именно тогда (возможно, под действием укола) я решила, что, по всей вероятности, еще не вполне пришла в себя после какой-то аварии: очевидно, у меня было сотрясение мозга и то, что я видела и чувствовала, было либо сном, либо галлюцинацией. Со временем я должна была проснуться в обстановке, знакомой или по крайней мере доступной моему сознанию. Меня удивило, как эта трезвая и утешительная мысль не пришла мне в голову раньше и как глупо было с моей стороны поверить в то, что я была каким-то Гулливером среди лилипутов.

Это открытие успокоило меня и совершенно изменило мое отношение к окружающему, так что я стала внимательно следить за всем, что происходит вокруг.

Внутренние стенки "кареты" были также окрашены в бледно-розовый цвет, в то время как потолок был нежно-голубым с разбросанными по нему серебряными звездочками. По обе стороны от меня было по большому окну с раздвинутыми тюлевыми занавесками. Слегка поворачивая голову на подушке, я могла без труда обозревать пейзаж. Он был довольно однообразен: по обе стороны дороги высились трехэтажные дома, окруженные небольшими лужайками. Дома были стандартными, но каждый окрашен в свой цвет, а на окнах висели пестрые занавески. Черепичные крыши выдавали некоторое влияние итальянской архитектуры. Людей вокруг было мало - только кое-где женщины в рабочей одежде либо подстригали лужайки, либо ухаживали за цветами на клумбах.