Еремей Парнов - Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сны фараона

Поразительное происшествие в аппаратной второго корпуса он объяснял сбоем компьютерной системы. Чем умнее машина, тем непонятнее она себя ведет. Джонсон и Хорн, увидев неподвижную карту мозга, не сообразили в тот момент, что перед ними всего-навсего остановленный кадр, случайно воспроизведенный со старого диска. Предположение Джонсона о «массовом гипнозе» профессор не принял всерьез. Самого йога американец не видел и вообще ни о какой «массововсти» говорить не приходится. Массовый психоз наблюдается в толпе, объединенной фанатичной идеей, будь то вера в светлое будущее, кровавая ненависть или просто жажда чудес. Ничего подобного Джонсон и Хорн, конечно же, не переживали.

Ссылка на пресловутый фокус с канатом, когда факир, поднимаясь вслед за учеником, исчезает из глаз, а потом откуда-то наземь обрушиваются окровавленные куски, тоже абсолютно несостоятельна. Достоверность подобного феномена давно вызывает сомнение, а условия опыта несопоставимы. Реципиенты были отделены от индуктора непроницаемой для излучений стеной.

Причиной галлюцинации могло стать и мощное магнитное поле. Со времен античности известно влияние магнита на высшую нервную деятельность.

Пока зомби пребывал в состоянии каталепсии, профессор ван Вейден усиленно занялся новым объектом. Патанджали не обманул ожиданий. Его организм продемонстрировал такие восстановительные способности, что профессор только диву давался. В истории болезни отмечалось, что после извлечения застрявших в мозгу осколков, повреждения кожного покрова начали затягиваться уже на второй день, а еще через восемь суток исчезли рубцы. Мало того! Поразительная активность обнаружилась и у костной ткани. Сквозные отверстия в черепе окончательно исчезли примерно в то самое время, когда Джонсон находился в аппаратной.

Пришлось признать, что логические доводы, которыми он, Рогир ван Вейден, пытался себя успокоить, в лучшем случае объясняли лишь какую-то часть феноменального явления. С физиологией не поспоришь. Зачислить в разряд иллюзий клинический факт, к тому же прослеженный в динамике, способен лишь параноик. Проведенное стажером Харви томографическое исследование полностью подтвердило наблюдения хирурга из окружного госпиталя и последующие выводы врачей Магды фон Хорн.

«Вот тебе и обман чувств!»

Только теперь, очутившись практически в том же положении, Вейден начал понимать, что должна была испытать Марта. Принять необъяснимый, граничащий с чудом факт оказалось не так-то просто. Знания, здравый смысл — все было против.

Достаточно было своими глазами увидеть, с какой быстротой отрастают волосы на бритой наголо голове, включая места непосредственного поражения, где, казалось бы, должны были остаться голые шрамы, чтобы махнуть рукой на томографию, рентген и вообще на науку. Любой мало-мальски опытный врач скажет, что такого просто не может быть.

Не приходится удивляться тому, что амбициозная директриса отказалась от необычного пациента. Душевное равновесие и, не в последнюю очередь, научная репутация возобладали над стремлением проникнуть в неведомое. Подобные случаи нередки в научной среде. Бескорыстные искатели истины, подвижники, готовые взойти на костер, — эти вымирают, как динозавры. Дипломы и титулы становятся самодовлеющей ценностью, способствуя укреплению охранительных тенденций. Когда молодые становятся авантюристами, а пожилые — закоснелыми обскурантами, еще можно на что-то надеяться, ибо таков человек. В юности только мерзавцы не мечтают о революции, в старости одни дураки лезут на баррикады, и не дай им бог поменяться местами!

Для Вейдена не стали помехой ни заслуженный авторитет, ни возраст. Знаток душ и манипулятор эмоций, он сохранил детскую любознательность и непреодолимую тягу к любым отклонениям от нормы. Патанджали стал для него желанной находкой.

Оставив живого мертвеца на попечении ординатора и стажера, он все свое время отдавал мадрасскому чудодею. Журналисты, как водится, напутали, назвав Патанджали выходцем из Варанаси, где протекает священная Ганга. По счастью индус оказался человеком на редкость приветливым и контактным. Разговаривать с ним было одно удовольствие. Прежде всего, прояснилось недоразумение с именем.

— Меня зовут Ананда Мунилана, — сообщил он, придя в себя. — Иногда добавляют «Шри», что значит «Великий», или «Махариши» — «Мудрейший», но я не считаю себя достойным подобного возвеличивания, ибо не сумел окончательно избавиться от иллюзий. Патанджали меня нарекли буддисты, в честь своего мудреца, что тоже слишком высокая и незаслуженная честь. Я не следую путями Колесниц.

— Путями Колесниц? — осторожно переспросил Вейден, не слишком сведущий в тонкостях восточных религий. Застав Мунилану сидящим в обнаженном виде на шкуре пятнистой кошки, он испытал некоторое смущение. — Что это означает?

— Ортодоксальную доктрину, что зовется Малой Колесницей и узким путем, и Большую Колесницу, открывшую широкий путь спасения.

— Спасения от чего?

— От иллюзии и раздвоенности сансары.

— Вы, я вижу, очень образованный человек, — Вейден попытался сменить тему, дабы не запутаться в дебрях незнакомой терминологии. На первых порах требовалось убедиться, насколько адекватно больной воспринимает действительность. — Где вы учились?

— На дорогах моей страны, — улыбнулся йог. — На берегах священных рек, внимая словам отца, читавшего Веды, в темных пещерах, следуя толкованиям наставников… Вам понятен такой ответ, мистер Вейден?..

— Откуда вам известно, как меня зовут?

— Разве не так вас называют другие?.. Великая пустота хранит все образы и все имена, и я читаю их, как в раскрытой книге.

Профессор отдал должное интуиции Джонсона. Американец смотрел в корень. Уж он-то умел подбирать нужных людей.

— Мне вполне понятен ваш ответ, мистер Мунилана. Но я бы хотел услышать от вас более подробное разъяснение… Великой пустоте, насколько я знаю, поклоняются и буддисты, и хинду, вы же, как можно понять, не следуете путями Будды, а значит исповедуете другую религию. Какую, позвольте спросить?

— Священное слово Вед.

— И йогу, к тому же?

— Йога-практика. Самодовлеюще слово.

Они говорили на разных языках, западный исследователь и созерцательный мыслитель Востока. Слово, которое было самодовлеющим для одного, почти ничего не говорило другому. Вейден искал хоть какую-то точку соприкосновения. На конкретный вопрос врача должен следовать столь же конкретный ответ. Иначе невозможно проникнуть в чужую душу.

— Кто ваш Бог? — спросил он, почти вслепую отыскивая тропу. — Шива? Вишну?