Журнал «Если» - «Если», 2011 № 04

Едва уселись, как та же рыжая служанка притащила три кружки, кувшин пива, здоровенный каравай и добрую порцию свиных ребрышек на блюде. Швеппс осклабился, начал бормотать те глупости, какие обычно вешают на уши девчонкам, а Йохан молча отдал девице монету и принялся за еду.

Когда он был на работе, то не позволял себе отвлекаться.

Пока ели, Швеппс успел познакомиться с соседями, вскоре пересел к ним и заказал еще кувшин. Насытившийся Арне буркнул «я похожу, послушаю» и исчез в толпе, и только Йохан остался на месте. Миннезингер обошел слушателей со своим беретом, пересыпал монеты в карман и затянул нечто длинное, нудное и воинственное, похоже, «Песнь о походе императора Барбароссы в Заморье».

Те из гостей, что оплатили отдельные комнаты, потянулись к лестнице на второй этаж, зал понемногу начал пустеть.

Арне вернулся не скоро, но возник рядом так стремительно, что Йохан с трудом удержал позыв схватиться за нож.

— Монахи, — выпалил гевернец, указывая туда, где за угловым столом сидели двое в серых рясах ордена Прозревшего Франца и с ними — могучий углежог в запачканной сажей одежде.

— Я вижу. И что?

— Спрашивают дорогу к Красным Скалам.

Йохан нахмурился — в той части Геверна, куда намылились смиренные слуги Хранителя, нет ни то что монастырей и храмов, там не водится деревень и пастушьих поселков.

Выходит, братья Прозревшего Франца тоже отправляются к Симферийскому Оракулу, хотят добраться до него как раз к дню Прозревшего Яна? Но откуда монахи узнали о нем? Хотя этот вопрос как раз может подождать, сейчас куда важнее ответить на другой: «Что делать с соперниками?».

Ничего нет проще, чем подкараулить обладателей серых ряс в лесу и прирезать обоих, свалив все на гевернских разбойников. Но мысль об этаком поступке Йохана покоробила — не хотелось брать на душу столь тяжкий грех, особенно на пути к великой цели. Кто его знает, может, Оракул не исполняет желания отъявленных грешников или вообще прижаривает им задницы?

В свитке из башни не говорилось, чьей силой творятся его чудеса: Творца, Хранителя или Разрушителя…

— Сделаем так, — предложил Йохан. — Как монахи закончат расспрашивать этого здоровяка, подсядь к ним за стол и попробуй убедить братьев, что им указали неправильную дорогу. А ты, мол, знаешь правильную. Справишься? Я бы и сам провернул этот трюк, но я не похож на местного, а говорю вовсе как северянин.

Арне Шишкарь улыбнулся, показав щербину на месте одного из верхних зубов:

— Мне за это не платят.

— А ты парень не промах, — Йохан хмыкнул и вытащил из кошеля серебряный талер.

Гевернец сделал все как надо: уселся на место углежога через мгновение после того, как тот поднялся, и принялся что-то объяснять братьям Прозревшего Франца. То, что Арне говорил короткими фразами, косноязычно и путано, пошло только на пользу, ведь лжецы обычно изъясняются совсем иначе. Монахи проглотили наживку, это Йохан понял по их физиономиям и облегченно вздохнул.

— Хорошая работа, — похвалил он, когда Шишкарь вернулся на место.

Миннезингер тем временем перестал мучить лютню, появившийся в зале хозяин громогласно объявил, что «на сегодня хватит, во имя Первой Искры», и собравшийся в «Красном петухе» люд принялся устраиваться на ночлег.

Укладывались прямо на лавках, скидывая сапоги и умещая их под голову, спихивая на пол вусмерть упившихся собутыльников. Шум потихоньку стихал, пламя в очаге более не ревело, лишь потрескивали угольки, и из углов неторопливо наползала тьма.

Швеппс и его новые приятели, затеявшие игру в карты, угомонились последними, Арне дрых без задних ног, да и завернувшийся в одеяло Йохан начал подремывать.

Спал он плохо, то и дело просыпался — казалось, из мрака к нему кто-то подкрадывается. Бормотал молитву и закрывал глаза, чтобы вскоре опять вскинуться — не на звук, не на движение, а не пойми на что…

Выехали рано, еще до рассвета, в густом, как сметана, тумане, но монахов в «Красном петухе» к этому моменту уже не было.

— Куда они делись, как думаешь? — спросил Йохан, когда постоялый двор исчез за белой пеленой.

— Топают в сторону Траунштейна, — буркнул в ответ Арне.

— Это вы о чем, Кнутище? — влез в разговор Швеппс, мучавшийся болью в башке и бурчанием в животе.

— О своем, — бросил Йохан. — Провернули одно дельце, пока ты развлекался.

Ринкель мрачно засопел, круглая физиономия его стала на диво подозрительной, но тут накатил очередной приступ головной боли, и уроженец дворянского рода углубился в свои ощущения.

Ехали неспешно, шагом, под копытами плескали лужи, оставшиеся от ночного дождя.

К восходу солнца туман рассеялся, и вскоре трое путников свернули с наезженного тракта на узкую тропу. Начались горы, пока больше похожие на обыкновенные холмы, но впереди, на юге, вздыбили к небесам серую щетину хребтов настоящие исполины.

Стали попадаться валуны, затем целые скалы, дубы и грабы уступили место березам и соснам.

— Стоп! — велел Арне, когда они добрались до развилки. Тропка делилась аж на три: правая убегала в густые заросли, центральная продолжала карабкаться вверх по каменистому склону, а левая пряталась в узкое ущелье, из которого доносилось лопотание ручейка.

Всадники натянули поводья, а гевернец опустился на колени и принялся изучать ничем не примечательный кусок земли.

— Тут проезжали. Тяжелый конь, — сказал он после паузы.

— Этого еще не хватало, — пробормотал Йохан, а Швеппс помянул матушку Разрушителя и вытянул из ножен клинок.

Арне оглянулся, и Кнут кивнул ему — двинули, мол, дальше, только осторожнее, без суеты. Гевернец поднялся и зашагал по левой тропке, легко и совершенно бесшумно, точно подкрадывающийся к птице кот.

За ним последовали всадники.

Они миновали ущелье, и тут слуха Йохана достигли выкрики и негромкий лязг — впереди, за поворотом тропы, кто-то сражался. Услышавший звуки боя Арне насторожился, а на бледном доселе лице Швеппса обнаружился румянец, глаза зажглись боевым азартом.

— Давай вмешаемся! — предложил он, возбужденно сопя.

— Для начала глянем, что там, — осадил приятеля Йохан и торопливо спрыгнул с седла.

Ринкель остался на месте, а Кнут вслед за Арне сделал пару дюжин шагов и выглянул из-за округлого валуна размером с дом. Разглядев, что именно творится на окруженной соснами поляне, он изумленно присвистнул и вытаращил глаза.

Конный рыцарь в тяжелом доспехе, в каком только на турнирах красоваться, сражался с тремя оборванцами, вооруженными лишь дубинами. Двуручный меч летал с такой легкостью, словно был из соломы, из-под опущенного забрала доносилось нечто, похожее на молитвы, но нападавшие не лезли на рожон, они ждали, когда всадник устанет, чтобы взять его тепленьким.