Евгений Прошкин - Драйвер заката

– Надеюсь, больше таких операций не потребуется, систему безопасности ужесточили. Теперь весь трафик сканируется, внутренняя сеть под полным контролем. Сотрудники воют: все их контакты наизнанку вывернуты – кто, с кем, когда и что успел. Пойдешь в туалет – улыбайся: тебя снимает скрытая камера, да не одна. Какая-то бюрократия кругом! – Куратор хлопнул руками по столу, но сдержанно, чтобы в коридоре не услышали. – На каждого специалиста по пять охранников… Сам знаешь, что всё это тупо, всё это мешает работать, но сам же и понимаешь: по-другому нельзя. Не жизнь – отрава!

– Да ладно вам, Игорь Сергеевич…

– Судьбой Шмелёва уже поинтересовался? – моментально успокоившись, спросил Коновалов. – Не повторяй чужих ошибок. Воскобойников сейчас второй день рождения справляет, считай. А ведь он просто шофер.

– «Мёд – Воскобойников»… Не далековато?

– Нормально. Учитывая обстоятельства, которые ты теперь знаешь… Хотя я был уверен, что ты сам всё поймешь, и сразу.

– Что я должен был понять? Что Индекс не только отражает мир, но еще и будущее предсказывает?

– Ничего он не предсказывает. Он прогнозирует на основе имеющейся информации.

Сигалов неуютно пошевелился на стуле.

– Это какая-то игра словами, – сказал он. – В чем разница?

– Если ты подбросишь монету, Индекс не покажет тебе результат, он неизвестен. Результат определится только в тот момент, когда монетка упадет. Но если ты дашь Индексу обстановку на дорогах, плюс статистику по пикам и спадам, плюс прогноз погоды и тому подобное – скрипт легко просчитает все пробки задолго до того, как они возникнут. Потому что это естественное развитие ситуации. Загружаешься в будущий час – и видишь пробки там, где в настоящий момент их еще нет. Это не божественное откровение, это всего лишь анализ. И ты как автор своего Гиперскрипта должен был предвидеть эти возможности заранее, а не слушать мои некомпетентные пояснения.

– Какой автор, какого Гиперскрипта? – простонал Сигалов. – Это была просто мечта без единого шанса на воплощение. Где бы я взял все эти источники информации – камеры, доступ к сетям и прочее?

– Чай будешь? – неожиданно спросил Коновалов.

– Нет, – автоматически ответил Виктор. – Или… наверно, да. Пробки! – осенило его. – Москва, Петербург, Казань и еще…

– Новосибирск, – подсказал куратор, доставая из тумбочки чайник.

– Значит, «эвристические системы мониторинга», про которые говорили в новостях, это фикция?

– Почему же фикция? Система действует отлично, просто немножко не так, как все думают. Но транспортные потоки – это самое простое, с ними и обычный калькулятор справится, если у него будет достаточно данных. Вот с авиакатастрофами сложнее. Но мы предотвратили уже две штуки, и это повод для гордости.

Коновалов положил на стол два листка бумаги и лишь потом поставил на них чашки.

– Почти шестьсот человек спасли, – продолжал он. – На дорогах гибнет больше, но это не так заметно. Поэтому и то и другое важно.

– И как же вы предотвратили катастрофы? Узнали причины?

– Причины мы не выяснили. Отменили оба рейса, да и всё. Самолеты отправили на проверку, но, по-моему, серьезных неисправностей не нашли. Не исключено, что это случилось бы по вине диспетчеров или еще по какой-то причине из множества возможных. Главное, что в итоге ничего не случилось.

– А с чего вы взяли, что самолеты действительно должны были упасть?

Куратор остановился, не донеся чайник до стола.

– Почему ты это спросил? У тебя есть сомнения?

– Без понятия, – признался Виктор. – По привычке, что ли…

– Совсем недавно один мой сотрудник уверял меня, что в Индексе нет ошибок. Прошло пятнадцать минут, и у него возникли сомнения. Что-то успело измениться? Или это обычный дух противоречия?

– Дух, – виновато кивнул Виктор.

– Я понимаю: тебя напугало то, что случилось с яхтой Зубаткина, – скорбно произнес Коновалов, возвращаясь на место.

– Нет, не с яхтой. С лицом Шмелёва. Там было гораздо красочней.

Куратор вздохнул и медленно положил руки на стол, ладонями вверх.

– На одной чаше весов шестьсот человек со спасенных рейсов. И еще тысячи тех, кто не разбился и не стал инвалидом в автомобильных авариях. Это всё на одной чаше, – напомнил он. – А на другой – предатель Шмелёв и жадный дурак Зубаткин. Ну и что здесь выбирать? Даже думать не о чем.

Коновалов отхлебнул из чашки, но торопливо поставил ее обратно, словно вспомнил что-то важное.

– Как оказалось, Зубаткин занимался этим уже давно.

– Да, я в курсе, к нему много претензий, – вставил Сигалов.

– Раньше у него хватало ума не светиться, и вначале всё шло хорошо. Но ему, видишь ли, надоело довольствоваться малым. С точки зрения любого нормального человека, деньги сыпались на него с неба. Но сам Зубаткин, вероятно, считал, что на каждой операции он не зарабатывает, а теряет, потому что получает меньше, чем хотелось бы. Ну и с «Гипностиком» он наконец-то прокололся: там был такой объем и так нереально всё совпало, что на него обратили внимание. Рано или поздно это случилось бы, дураки и жадины всегда попадаются.

Куратор снова отпил, уже не спеша.

– Теперь Шмёлев, – сказал он, причмокивая. – Проблема не в том, что наш человек торговал биржевыми прогнозами, нам по большому-то счету на это плевать. Проблема в том, что он не собирался останавливаться, и неизвестно, к чему бы он в итоге пришел. Сколько будет стоить на следующей неделе нефть, алюминий или твой «Гипностик» – это не самые важные данные.

– А что тогда? Отношения между странами? Войны?

– Даже не это, – отмахнулся куратор. – И мы, выходит, должны сказать спасибо Георгию Зубаткину за то, что он помог нам выявить крота. Шмелёв, в отличие от этого алкоголика, был осторожен, иначе он попался бы в первый же день. Когда поковырялись у него на рабочей станции, выяснилось, что он пользовался методами профессиональных разведчиков. Нахватался всякого из шпионских скриптов. Шмелёв оставлял в сети обычные с виду фотографии – животные, пейзажи, памятники. На самом деле в них были зашифрованы прогнозы. Метод он выбрал интересный: аналоговый, а не цифровой. Записки были не спрятаны в коде, а склеены с изображением. Мы бы этого подонка никогда не нашли. Если бы не ты.

Коновалов поднял чашку, предлагая чокнуться, и Виктор не стал возражать.

– Вот, значит, для чего здесь эти ряды кресел? – спросил Сигалов.

– Ну… в том числе.

– Заглядывать в будущее – это и есть основное назначение Индекса?

– Если относиться к нему как к простому морфоскрипту, то проку от него немного, это уж точно.

– А как ко всему этому относится Комитет?