Айзек Азимов - Миры Айзека Азимова. Книга 9

Но одно дело — изначально быть рядовым сотрудником — вещь почетная сама по себе. Совсем же другое — быть некогда Оратором и претерпеть понижение в звании.

«Но этого не случится», — мстительно нахмурился Гендибаль.

Он прекрасно видел, как все избегают его последние два дня. Одна только Нови относилась к нему по-прежнему, но она была слишком наивна, чтобы понимать, что происходит. Для нее Гендибаль по-прежнему был «Господином».

Гендибалю это нравилось — он ничего не мог с собой поделать и злился на себя за это. Когда она восторженно смотрела на него, он радовался и стыдился собственной радости. Неужели он становится благодарен судьбе за такие скромные подарки?

Из Палаты Суда вышел сотрудник и сообщил ему, что Стол собрался и готов принять его. Гендибаль с высоко поднятой головой прошествовал мимо сотрудника. Этого сотрудника он хорошо знал — он был человеком, до мельчайших подробностей соблюдавшим тонкости обращения, принятые во Второй Академии. По тому, как он вел себя сейчас, можно было с уверенностью сказать, что положение у Гендибаля незавидное. Простой служащий, пешка, обращался с ним так, будто его уже осудили.

Ораторы восседали вокруг стола торжественно, одетые в черные мантии правосудия. Деларми — одна из трех женщин-Ораторов — даже не взглянула на Гендибаля.

Первый Оратор сказал:

— Оратор Стор Гендибаль, вы подвергнуты импичменту за поведение, недостойное Оратора. Вы привсегласно обвинили членов Стола Ораторов в измене и покушении на убийство, не представив четких, обоснованных доказательств. Вы заявили, что все сотрудники Второй Академии, не исключая Первого Оратора, нуждаются в ментальной проверке, предназначенной для выявления тех, кому нельзя доверять. Подобное поведение подрывает самые устои нашего сообщества, без которых Вторая Академия не может контролировать события в изобилующей сложностями, порой враждебно настроенной Галактике, в отсутствие которых она не сможет построить способную к выживанию Вторую Империю. Поскольку эти оскорбления мы все слышали, перейдем к изложению следующего пункта. Оратор Гендибаль, вы имеете что-либо сказать в свою защиту?

Деларми, все еще не глядя на Гендибаля, хитро, по-кошачьи улыбнулась.

— Если истина, — сказал Гендибаль, — может считаться оправданием, значит, мне есть что сказать в свою защиту. Есть причины, позволяющие усомниться в целости нашего сообщества, в его внутренней безопасности. Эти нарушения устоев нашего сообщества, с моей точки зрения, требуют проведения ментального обследования всех сотрудников, не исключая и здесь присутствующих, что создало, по вашему мнению, фатально кризисную ситуацию для Второй Академии. Если вы торопились осуществить это судилище в связи с тем, что хотя бы отдаленно понимаете, насколько опасен этот кризис, почему же тогда вы потеряли попусту целых два дня — ведь я просил начать процесс немедленно? Я признаюсь, что только смертельно опасный кризис вынудил меня сказать то, что я сказал. Вот если бы я промолчал, то тогда уж точно повел бы себя так, как Оратору не подобает.

— Вот он опять нас оскорбляет, Первый Оратор, — тихо сказала Деларми.

Кресло Гендибаля стояло дальше от стола, чем кресла остальных Ораторов — уже явное унижение. Он как будто не имел ничего против, отодвинул его еще дальше и встал.

— Вы меня сразу, без разбирательства, обвините в нарушении закона, или мне будет предоставлена возможность подробно высказаться в свою защиту?

— Здесь не беззаконное сборище, Оратор, — укоризненно проговорил Шендесс. — Прецедентов слишком мало, чтобы мы могли руководствоваться опытом, но мы готовы склониться к милосердию, понимая, что, если излишняя гуманность заставит нас изменить истинному правосудию, все равно: лучше дать уйти виновному, чем наказать невинного. Поэтому мы дадим вам возможность изложить свои объяснения так, как вы хотите, и объяснения ваши могут длиться сколь угодно долго, до тех пор, пока решение не будет принято единогласно, включая меня лично, — решение о том, что мы выслушали достаточно.

— Позвольте, — сказал Гендибаль, — в таком случае начать с того, что Голан Тревайз — тот самый сотрудник Первой Академии, что был изгнан с Терминуса и которого Первый Оратор и я считаем краеугольным камнем надвигающегося кризиса, — летит в неизвестном направлении.

— Встречный вопрос, — невинно вмешалась Деларми. — Откуда оратору (интонация явно указывала, что слово произнесено с маленькой буквы) это известно?

— Об этом меня проинформировал Первый Оратор, — ответил Гендибаль, — но это же самое подтверждают мои собственные сведения. Однако в сложившихся обстоятельствах, в свете моих подозрений о снижении уровня безопасности я предпочту не дезавуировать источник информации.

— Свое мнение оставляю при себе, — сказал Первый Оратор. — Продолжим заслушивание без уточнения источника информации. Но если Стол решит, что это необходимо, Оратору Гендибалю придется рассказать, кто это.

Деларми полезла в бутылку:

— Если Оратор не раскроет этой тайны сейчас, позволительно будет заподозрить, что на него работает агент, лично им нанятый, неподконтрольный Столу. И мы не можем быть уверены в том, что таковой агент действует в соответствии с правилами, принятыми во Второй Академии.

— Я все отлично понимаю, Оратор Деларми, — с явным неудовольствием отреагировал на ее реплику Первый Оратор. — Незачем мне выговаривать.

— Но я говорю об этом исключительно для протокола, Первый Оратор, — принялась оправдываться Деларми. — Это обстоятельство отягчает защиту и не значится в билле по импичменту, который, я хотела бы отметить, так и не был зачтен полностью.

— Можете быть спокойны, Оратор, я дал чиновнику указание внести этот пункт, а точная формулировка ему будет придана в нужное время. Оратор Гендибаль (у него, по крайней мере, титул прозвучал с большой буквы), вы сделали шаг назад в своей защите. Продолжайте.

Гендибаль сказал:

— Так вот, этот Тревайз не только отправился в неожиданном направлении, но и с беспрецедентной скоростью. По имеющимся у меня сведениям, о которых пока не знает Первый Оратор, ему удалось проделать путь длиной почти в десять тысяч парсеков меньше чем за час.

— Что, одним Прыжком? — с явным недоверием спросил один из Ораторов.

— Более чем за два десятка Прыжков: они следовали один за другим, почти без остановок, — ответил Гендибаль. — Такое гораздо труднее себе представить, чем один Прыжок. Даже если нам удастся его теперь обнаружить, следить за ним будет крайне трудно, а если он поймет, что за ним следят, и захочет обмануть нас и удрать, наша карта бита. А вы тратите время на дурацкие импичменты, тратите впустую два дня, будто больше делать нечего.