Альфред Вогт - Мир Нуль-А

«Раньше я задумывался – может, меня тоже кто-нибудь создал? Я отводил себе роль королевы в шахматной партии, а ты был пешкой в седьмом ряду, которой оставалась одна клеточка, чтобы прорваться в ферзи. Но ведь королева – всего лишь фигура, хоть и важная. Кто же тогда игрок? Когда все началось?… Опять… (неразборчиво)… круг замыкается, и мы продвинулись вперед не дальше…»

Госсейн напряг все силы, пытаясь удержать мысль, но она исчезла. Стоя на коленях, напряженно прислушиваясь, он внезапно понял, насколько фантастично то, что здесь происходит. И вновь контакт.

«… Госсейн, более чем пятьсот лет тому назад… я начал разрабатывать нуль-А теорию, выдвинутую не помню кем еще раньше. Я подыскал место, мне казалось, что не-Аристотелев человек… именно тот путь развития… Тайна бессмертия не должна попасть в руки таким, как Торсон, готовым использовать знания для достижения неограниченной власти…»

Молчание. Становилось очевидно, что кора головного мозга погибает, клетки теряют однородность. Он поймал туманные обрывки фраз, потом:

«Я обнаружил галактическую базу, побывал во всей Вселенной. Я вернулся и разработал проект Машины… И это я выбрал Венеру, чтобы люди могли быть счастливы. А затем, несмотря на потерю памяти в результате несчастного случая, я начал выращивать тела, правда не своего поколе… ле…»

Шли минуты, но умирающий мозг старика безмолвствовал. Госсейн поднялся на ноги. Его охватило радостное волнение человека, которому удалось восторжествовать над самой смертью. Внезапно он вспомнил слова, на которые раньше не обратил внимания: «Между твоей и моей группами нарушилась непрерывность».

Ну конечно же! Только ненависть к «X» помешала ему понять, что между ними существует какая-то связь. Но непрерывность могла относиться только к… памяти. Да и кем еще он мог быть?

Он кинулся искать пасту для бритья. Тюбик лежал на полке в ванной комнате. Дрожащими руками он выдавил содержимое на бороду покойного.

Волосы легко сошли в полотенце. Госсейн встал на колени и молча уставился на человека лет семидесяти пяти или восьмидесяти – старше, чем он думал. Больше ему никого не придется искать. Лицо было его собственным.