Еремей Парнов - Собрание сочинений в 10 томах. Том 1. Ларец Марии Медичи

— Она знала, что вы пригласили его к себе?

— Нет. Мы в тот день больше ни виделись. И на другой день тоже.

— А о вашей сделке знала?

— Нет. Вообще она тут абсолютно ни при чем.

— Ну а теперь-то она, надеюсь, знает, что вы продали икону?

— Конечно.

— Почему?

— Она же была там… в номере, когда вы распечатали коробку.

— Ну и…

— Она долго ругала меня, что я это сделал.

— Вы, конечно, рассказали ей о нашей встрече в гостинице?

— Конечно. Она сказала, чтобы я все рассказал вам, но я ведь и так все рассказал!.. Почти все…

— Когда она сообщила вам, что видела икону?

— В тот день, когда вы меня… домой отвезли. Вечером.

— Что она имела в виду, когда только что порекомендовала вам говорить правду? Какую правду?

— О том, как все случилось… О знакомстве в магазине.

— Тем не менее вы не сразу и не очень охотно последовали ее совету.

— Не хотел ее впутывать. Разве не понятно? Она-то ведь ни в чем не виновата.

— Так. Хорошо. Теперь попрошу вас внимательно прочитать протокол и подписать его. Проследите, правильно ли я записал ваши ответы.

Михайлов пробежал глазами по строчкам — ему явно не читалось, он все думал о чем-то своем, потаенном — и взял ручку, которую предупредительно пододвинул ему Люсин.

— Все правильно.

— Благодарю. — Люсин промокнул подпись и спрятал протокол в портфель. — Вынужден предупредить, что нам еще придется, и, видимо, не раз, побеседовать с вами. Поэтому вам нужно будет возвратиться в Москву и на некоторое время воздержаться от поездок.

— Я арестован? — спросил Михайлов.

— Нет. В настоящее время я не нахожу эту меру необходимой. Но подписку о невыезде с вас возьмут.

— Хорошо, — с готовностью согласился он.

— Лучше всего нам будет вылететь в Москву сегодня же. — Люсин акцентировал слово «нам».

— Хорошо, — тут же согласился Михайлов и, чуть помедлив, спросил: — Женевьеве тоже надо будет возвратиться?

— Не-ет! — протянул Люсин. — Пусть Женевьева Александровна спокойно занимается своим делом… Хорошо, что напомнили! Она, поди, совсем уж заждалась.

Люсин позвонил к себе в номер и пригласил Женевьеву прийти.

— Заходите, пожалуйста! — крикнул он, когда она постучалась. — А вас попрошу побыть пока в моем номере, — шепнул он Михайлову и, легонько придержав его в кресле, метнулся навстречу Женевьеве, словно собирался открыть ей дверь.

Но она уже входила. Люсин посторонился, пропустил ее и резко повернулся. Он хотел видеть лицо выходящего Михайлова.

Тот, видимо, смотрел Женевьеве в глаза. Когда они поравнялись, он едва заметно кивнул. Это могло означать все, что угодно: от простого ободрения до «Я сделал так, как ты сказала». Люсин подумал, что скорее всего именно это и имел в виду Михайлов.

«Если, конечно, говорил в основном правду. Коли соврал, то кивок этот надо понимать так: «Все идет по плану, отвечай, как договорились». Но успели ли они сговориться полностью, все отработать, предусмотреть… К моему приезду они во всяком случае подготовлены не были».

— Вы каким рейсом прилетели, Виктор Михайлович? — быстро обернувшись, спросил Люсин.

Михайлов был уже одной ногой в коридоре. Едва не споткнувшись, он замер и, медленно поворачивая голову, переспросил:

— Каким рейсом?

— Да. Во сколько вылетели из Шереметьева?

— В восемь пятьдесят пять…

— Ваше место было четырнадцать «Б»?

— Да… кажется, — озадаченно протянул Михайлов. — А что?

— Ничего! Ничего… Благодарю вас.

«Значит, билет он брал на свое имя, не таясь или не сообразив просто, что нужно таиться… Страху-то я на парня нагнал. Она же, — краем глаза глянул он на Женевьеву, — просто уверена, что за ним следили… Ну что же, это, пожалуй, не повредит…»

— Что, некрасиво с иконкой-то вышло, Женевьева Александровна? — спросил он, усаживая ее в кресло.

— Да, некрасиво! — Лицо ее покрылось красными пятнами.

— Вы должны были мне сказать…

— Я и хотела, но там были посторонние. — Она явно старалась побороть волнение. — Потом мне нужно было поговорить с Виктором, выяснить… Иначе это походило бы на предательство. — Последнее слово она произнесла уже твердо и холодно.

— Понимаю ваши чувства. Вполне понимаю… Но прошел день. Вы встретились, возможно и не раз, с Виктором Михайловичем, могли все спокойно обсудить, и тем не менее… Вы помните наш последний разговор, Женевьева Александровна?

Она опустила голову. На влажном виске ее в розоватой тени идеально причесанных платиновых волос мелко-мелко билась голубая жилка.

— Мы целый час беседовали с вами. Помните? И все об этой злополучной иконке. Ведь вы тогда уже не просто умалчивали, а сознательно старались увести меня с курса. Запиши я тогда ваши показания, вам бы пришлось подписаться под заведомой ложью. Разве не так?

— Так. — Она подняла голову и, чуть нахмурясь, посмотрела прямо в глаза. В сером свете пасмурного ленинградского дня ее удивительно голубые радужки казались почти такими же черными, как и зрачки. Или она сильно волновалась. — Я не думала, что это может быть так… важно.

— Это очень важно! Очень. Правда всегда важна, Женевьева Александровна, и для всех важна. Поверьте, мне неприятно говорить вам это. Но положение достаточно серьезно… Я хочу официально привлечь вас в качестве свидетеля и задать в этой связи несколько вопросов. — Он вынул чистый бланк. — Овчинникова Женевьева Александровна, год рождения?

— 1939-й.

— Адрес?

— Москва, Ленинский проспект, сорок семь, квартира шестнадцать.

— Место работы?

— Агентство «Интурист».

— Подпишите, пожалуйста, здесь, что осведомлены об ответственности, согласно УК РСФСР, за дачу ложных показаний.

Она подписала.

— Вы давно знакомы с Михайловым Виктором Михайловичем?

— Давно… Скоро два года. — И, словно предупреждая новый вопрос: — Он близкий мне человек.

— Вы осведомлены о характере его доходов?

— Что вы имеете в виду?

— Торговлю иконами.

— Он коллекционер, товарищ Люсин, а коллекционеры постоянно что-то выменивают, продают, покупают, но это не является для них заработком, поверьте! Я хорошо знаю Виктора и думаю, что этот случай единственный. Я сама уговорила его рассказать вам всю правду. Да мне и не пришлось его особенно уговаривать. Если бы не этот ваш приезд… он бы сам пришел к вам…

— Охотно верю. После нашего с ним знакомства в гостинице «Россия» безусловно следовало прийти к такому решению. Но до этого! Вы помните, что было до?.. Вы как раз сидели у меня, когда мне позвонили, что какой-то человек спрашивает иностранца. Вспоминаете? Я сам вам могу сказать, к каким выводам пришли вы с Михайловым, так сказать, по первому варианту. Вы решили умолчать, а если удастся, даже запутать следствие, потому что были уверены в собственной безопасности. Надеялись, что мы не узнаем, откуда эта икона.