Сергей Лукьяненко - Eurocon 2008. Спасти чужого

— Эй, мужики, очищайте места, мы тут с утра заняли. Чай и стоя допьёте, — распорядился верзила. — У вас пока ещё осталось по одной ноге.

Спутники остряка заржали.

— В самолёте насидитесь, — добавил он с ухмылкой.

Инвалиды переглянулись.

Горд встал, подошёл к веселящейся компании. Верзила оглянулся.

— А это кому ещё невтерпёж? Давно не били, папаша?

Горд сделал привычно-точный выпад — пальцем в шею нахала, и, похоже, никто даже не успел заметить стремительного движения, — посмотрел на осевшего на корточки парня.

Инвалиды обменялись мгновенными взглядами. На губах Шрм Саха обозначился намёк на улыбку — но лишь на мгновение.

— Человек человеку друг, товарищ и брат. — Горд оглядел притихших спутников верзилы. — Вызвать милицию, или есть другие мнения?

Парни зашумели, подхватили вожака, захлопотали вокруг, с опаской поглядывая на профессионала.

— Спасибо, — сказал светловолосый инвалид, сохраняя свой застенчиво-независимый вид. — Вряд ли они начали бы сгонять нас силой.

— Ненавижу хамов! — угрюмо проговорил Горд, внутренне удивляясь собственным действиям. Обычно он ни в какие разборки на виду у людей не вмешивался, и что вдруг на него нашло — понять не мог.

Поймал взгляд парня-инвалида. Насторожился.

Взгляд этот был странно оценивающим и насмешливым, будто инвалид знал нечто такое, что было скрыто от самого Горда. Так мог бы смотреть профи спецназа, прошедший хорошую жизненную школу и готовый к выполнению задачи. Мешало воспринимать парня спецназовцем только отсутствие у него правой ноги. Что-то с инвалидами было не так. А может быть…

Но додумать не успел: отвлекла мгновенная — нет, даже не боль, но ощущение дискомфорта в левом виске. И тут же объявили посадку в самолёт.

Пассажиры потянулись к выходу на посадку. Калеки не сдвинулись с места: наверное, это был не их рейс.

Горд, спиной ощущая взгляды инвалидов («интересно, чем я их так заинтересовал?»), поднялся по трапу последним.

Столики вокруг инвалидов опустели, и можно стало говорить без помех. Как и обычно, они говорили между собой на лингале, lingua galacticae, возникшем давным-давно в населённых мирах Центра и по сей день служившим для Устремлённых средством межрасового общения.

— Ты вовремя заставил его вмешаться, — сказал Шрм Сах, носивший здесь, на Земле, имя Мартин. — Иначе нам пришлось бы, пожалуй, демаскироваться: как назло, поблизости ни одного служана.

— Я всего лишь попросил, — поправил его Дымов. — А знаешь, он оказался куда более доступным, чем я ожидал. Никаких блоков, сознание открыто, подсознание тоже — все двери настежь.

— Нашёл что-то интересное?

— Интересное — не то слово. Он руководил атакой на меня. Хорошо, что не опознал. А впечатление скорее неприятное. Не от него лично…

— ?

— Угрожающее. Подтвердилось подозрение, что достаточно многие группы на Земле намерены в самом ближайшем будущем начать против нас войну на полное уничтожение или по меньшей мере изгнание.

— Смешно, не правда ли?

— Глупо. Впрочем — они же не отдают себе отчёта в наших возможностях. И даже в том, ради чего мы здесь присутствуем. Хотя с куда большим удовольствием находились бы в своих мирах. Или ты, может быть, чувствуешь себя здесь хорошо?

Шрм усмехнулся.

— Здесь, конечно, терпимо. Если сравнивать, например, с Дзирой.

— Знаю. У нас этот мир называется Шарок. Страшно вспомнить: ни клочка нормальной суши. А ведь когда-то была. Иначе там возникла бы рыбья цивилизация, а не дельфинья. Но для нас, конечно, трудно придумать хуже.

— Физически — безусловно. Зато душа там отдыхает. Такая чистота духа, такая доброта…

— Всё то, чего здесь так не хватает.

— Вовремя Силы вспомнили о Земле. Итак — необъявленная война?

— Это на самом деле очень серьёзно.

— Их так много?

— Дело не в этом. Пусть их пока относительно немного. Но они — профессиональные бойцы, и в привычных условиях действуют результативно. Хотя самое страшное — не это. Хуже всего — их лозунг: «Никого над нами». Полное отрицание высших сил и высшей морали. А значит — никакой ответственности. Хочешь убить — убей. Ограбить — ограбь. И на уровне не только отдельных индивидуумов, но и правителей. Хочешь отравлять человечество — полная свобода действий: трави наркотиками, промышленными ядами, фальсифицированными продуктами. Хочешь уничтожать природу, право же, не худшую во Вселенной, — уничтожай! И люди готовы проливать кровь — и свою собственную, и тем более чужую, — чтобы защищать все эти порядки, отталкивать помощь со стороны — только ради правила «Пусть плохо, зато — наше!». Поэтому можешь быть уверен: уничтожать нас они примутся с энтузиазмом.

— Это понимает каждый из нас. Скажи: ты успел всё это выкачать из его сознания?

— Нет. У него — полная готовность действовать. А планы… их мы прочитали в другом месте. В высоко расположенных мозгах. Но они наверняка найдут друг друга. Как говорят в этом мире — рыбак рыбака видит издалека.

— Послушай, а если у него так легко брать информацию, может быть, стоило бы проследить за ним, вместо того чтобы сидеть тут?

— Зачем? Я подсадил ему в мозг «болтуна». Для него совершенно безвредно, нам же — польза. Просто чуть-чуть перестраиваешь, создаёшь в мозгу некую микроструктуру — и получай информацию хоть круглые сутки.

— А, тот самый знаменитый «структурирующий взгляд»? Ты им владеешь?

— Как видишь.

— Похоже, ваша группа разведки действует активнее нашей.

— Не удивительно: наша цивилизация постарше. И путь наш был более извилистым. Мы не сразу усвоили, что разумное создание не вправе распоряжаться другим разумным. Такое понимание приходит лишь при стабилизации высокой морали, иными словами — с приближением к Силам, и через них — к Слову.

— Наверное, тут одной морали мало. Разведка нуждается в высокой технике. Но она есть и у нас. Наши «шмели» и «стрекозы» работают вовсю — очень удачно мы смогли отформатировать их в соответствии с местными организмами. Однако, к сожалению, люди достаточно быстро разобрались в этом, и теперь получать информацию при помощи такой аппаратуры становится всё сложнее…

— То, что вы их запустили и люди раскусили назначение этих информаторов, очень хорошо.

— Объясни свою мысль, пожалуйста.

— Теперь они знают, чего им нужно опасаться, — и действительно остерегаются. Но они решили, что это — всё, чего им следует бояться. И о других средствах получения информации ничего не знают и сейчас.

— Ты имеешь в виду…

— Тсс.