Айзек Азимов - Новые Миры Айзека Азимова. Том 5

«Если нужно, разговаривайте беспрерывно, — твердили специалисты в один голос. — Очень важно не почувствовать одиночество».

— Откуда они знают? — спросил Олдбери, крупный сильный парень, который был выше и мощнее своего напарника. Брови у него срослись над переносицей, точно кто-то поставил тире между черными дугами.

У Дейвиса были песочного цвета волосы, множество веснушек, озорная улыбка и легкие тени под глазами. Видимо, они и придавали его лицу мрачноватое выражение.

— Ты про кого? — спросил он.

— Про психологов. Помнишь их совет: разговаривать? А откуда им известно, что от этого будет какой-нибудь прок?

— Им-то, вообще, какое до нас дело? — проговорил Дейвис резко. — Это же эксперимент. Если он провалится, другой паре они посоветуют: «Ни в коем случае не разговаривайте во время полета».

Олдбери вытянул руки, и его пальцы коснулись окружавшей их большой полусферы, где находились приборы, с которых поступала информация. Он мог нажимать на кнопки, регулировать кондиционеры, вытаскивать пластиковые трубочки, через которые поступала безвкусная питательная смесь, избавляться от отходов и касаться клавиш, управляющих видеоскопом.

Мягкий электрический свет давали надежные солнечные батареи, закрепленные на корпусе корабля.

Благодарение небесам, подумал Олдбери, за то, что наш корабль вращается. Возникающая в результате центробежная сила прижимает нас к креслам и создает ощущение веса. Если бы не сила тяжести, равная земной, это вообще было бы невыносимо.

И все равно могли бы построить корабль и побольше, где поместилось бы все необходимое оборудование, а два члена экипажа не сидели друг у друга на головах.

Он облек свою мысль в слова:

— Что им стоило сделать так, чтобы места тут было побольше?

— Зачем? — спросил Дейвис.

— Встать хочется.

Дейвис фыркнул — ничего другого ему не оставалось.

— Почему ты вызвался добровольцем? — спросил Олдбери.

— Тебе следовало спросить меня об этом до того, как мы стартовали. Тогда я знал. Я намеревался стать первым человеком, облетевшим Луну и вернувшимся домой. Героем в двадцать пять лет. Колумб и я. Ты меня понимаешь? — Он сердито покачал головой и попил немного воды из трубочки. — Но последние два месяца я думал только о том, что хочу отказаться от этой затеи. Каждый раз я ложился спать, замирая от ужаса, и давал себе торжественное обещание: утром обязательно скажу, что передумал участвовать в их эксперименте.

— Однако ты этого не сделал.

— Нет, не сделал. Потому что не смог. Я оказался трусом: побоялся признаться в том, что космос меня пугает. В тот момент когда меня привязывали к этому креслу, я уже был готов крикнуть: «Нет! Поищите кого-нибудь другого!» И не нашел в себе для этого сил — даже тогда!

Улыбка Олдбери получилась совсем невеселой.

— А я и говорить им не собирался. Написал записку, в которой просто сообщал, что никуда не полечу. Хотел отправить ее и затеряться где-нибудь в пустыне. Знаешь, где сейчас эта записка?

— Где?

— В кармане рубашки. Здесь, со мной.

— Неважно, — проговорил Дейвис. — Мы вернемся героями — могучими, покрытыми славой, дрожащими от ужаса героями.

У Ларса Нильссона были грустные глаза, очень бледное лицо и большие костяшки на тонких пальцах. Представителю гражданских властей и главе проекта «Глубокий Космос» нравилась его работа во всех отношениях, нравилось даже напряжение и минуты, когда они терпели неудачи. До сих пор. До того момента, когда двоих людей наконец привязали к креслам и оставили в утробе летательного аппарата.

— Я чувствую себя так, будто подвергаю их вивисекции. Не знаю почему, — сказал он.

— Мы должны рискнуть людьми, мы же рисковали машинами, — с обиженным видом ответил ему возглавлявший группу психологов доктор Годфри Мэйер. — Мы сделали все, что в человеческих силах, чтобы подготовить их к полету и обеспечить безопасность. В конце концов, они же добровольцы.

— Я не забыл, — бесцветным голосом проговорил Нильссон, которого это знание явно не утешало.

Глядя на панель управления, Олдбери раздумывал о том, когда же — если это вообще произойдет — какая-нибудь из кнопок загорится красным светом и прозвучит тревожный сигнал, сообщающий об опасности.

Их заверили, что скорее всего ничего подобного не случится, однако каждого тщательно подготовили к возникновению критической ситуации и объяснили функции всех кнопок и приборов на панели, чтобы они смогли взять управление кораблем на себя.

И не без причины. Автоматизация достигла такого уровня, когда корабль превратился в саморегулирующийся организм, стал почти живым существом. Однако трижды беспилотные корабли, почти такие же сложные, как и этот, внутри которого они отбывали заключение, словно два преступника в тюремной камере, должны были облететь вокруг Луны… но не вернулись.

Далее — каждый раз устройства, передающие на Землю информацию, переставали работать еще до того, как летательные аппараты выходили на орбиту вокруг Луны.

Общественное мнение проявляло нетерпение, и все, кто работал над проектом «Глубокий Космос», дружно проголосовали то, что не следует ждать успешного возвращения беспилотного корабля и лишь потом рисковать людьми. Было решено, что настала пора привлечь к участию в эксперименте людей, которые смогут отрегулировать приборы в случае небольших неполадок в работе несовершенных автоматов.

Команда должна состоять из двух космонавтов — к такому выводу пришли руководители проекта, которые опасались, что рассудок одного человека, оказавшегося в космосе, не выдержит столь серьезного испытания.

— Дейвис! Эй, Дейвис! — позвал Олдбери. Дейвис пошевелился, словно возвращаясь издалека.

— Что?

— Давай посмотрим на Землю.

— Зачем? — поинтересовался Дейвис.

— А почему бы нам на нее не взглянуть? Она, наверное, ужасно красивая.

Олдбери откинулся на спинку кресла. Видеоскоп был одним из примеров автоматизации. Соприкосновение с коротковолновым излучением выключало его. Ни при каких обстоятельствах не могли бы астронавты увидеть Солнце. Если не считать этого, видеоскоп всегда поворачивался в сторону самого яркого источника света в космическом пространстве, учитывая направление движения корабля — будто между прочим, объяснили космонавтам инженеры. Маленькие фотоэлементы, установленные с четырех сторон корабля, постоянно вращались, изучая небо. А если в самом ярком источнике света не возникало нужды, всегда можно было отключить видеоскоп вручную.