Айзек Азимов - Вслед за черной королевой

Во время прошлой войны мы провели полный психиатрический анализ Тайвуда и ещё нескольких ему подобных. Знал об этом?

– Нет, сэр.

– Анализ был сделан, но после шестьдесят пятого мы его забросили - был установлен международный контроль над ядерной энергетикой, уничтожены запасы ядерного оружия и налажены связи между учеными разных стран; большая часть этических конфликтов ученых сама собой разрешилась.

Но результаты анализа настораживали. В 1964 году Тайвуд испытывал к ядерной энергии глубокую подсознательную ненависть. Он начал делать ошибки, и ошибки серьезные. В конце концов мы вынуждены были вообще отстранить его от разработок, вместе с несколькими товарищами, несмотря на отчаянное положение. Мы тогда только что потеряли Индию помнишь?

Я помнил. Я в тот год как раз был в Индии. Но я не понимал, к чему Босс клонит.

– Так вот, - продолжал он, - что, если остатки этой ненависти дожили в сознании Тайвуда до наших дней? Как ты не видишь - путешествие во времени палка о двух концах? Зачем швырять в прошлое фунтовый образец? Чтобы доказать свое открытие? Он его уже доказал с помощью доли миллиграмма. Этого уже хватит на Нобелевскую премию.

Долей миллиграмма он не мог добиться только одного - он не мог выпотрошить электростанцию. Значит, этого он и добивался. Он нашел способ поглощать невообразимое количество энергии. Отправив в прошлое восемьдесят фунтов грязи, он мог уничтожить весь плутоний в мире. И надолго избавиться от ядерной энергии.

Меня его тирада не впечатлила совершенно. Я постарался не выдать этого.

– Вы думаете, что ему удалось бы совершить подобный трюк второй раз? спросил я.

– Моя теория основывается на предположении, что Тайвуд был не совсем нормален. Мало ли что придет в голову безумцу? Кроме того, за ним могут стоять другие - менее образованные и более умные - те, кто готов продолжить дело Тайвуда.

– Нашли уже таких людей? Или хоть их следы? После короткой паузы рука Босса потянулась к сигарной коробке. Он вытащил сигару, повертел. Я терпеливо ждал. Босс решительно отложил сигару, так и не закурив.

– Нет, - сказал он, посмотрел сначала на меня, потом - сквозь меня. Я тебя не убедил? Я пожал плечами:

– Что-то тут не так.

– Есть своя идея?

– Да. Но мне о ней говорить не хочется. Если я не прав, это самая большая ошибка в истории. Если прав - самая страшная правда.

– Слушаю, - произнес Босс и сунул руку под стол.

Вот и пришел мой час. Броневые стены комнаты не пропускали ни звука, ни излучения любого вида; их разрушил бы разве что ядерный взрыв. А с нажатием кнопки на столе у секретаря загоралась лампочка, означавшая "С президентом США не соединять". Как сейчас.

Я откинулся на спинку стула и спросил:

– Шеф, вы помните, как встретились со своей женой? В первый раз?

Шеф, наверное, подумал, что этот вопрос поп sequitur(1). А что он ещё мог подумать? Но он меня не прерывал по каким-то своим причинам.

– Я чихнул, - ответил он с улыбкой, - и она обернулась. Это было на углу.

– А почему вы оказались на том углу? И почему она? Помните вы, почему чихнули? Где простудились? Откуда прилетела та пылинка? Только представьте, сколько факторов привело к тому, что вы оказались в нужное время в нужном месте и встретились со своей будущей женой!

– Но мы, наверное, встретились бы где-то еще?

– А вы в этом уверены? Откуда вам знать, скольких девушек вы не повстречали, потому что в критический миг отвернулись или опоздали куда-то? Ваша жизнь ветвится каждый миг, и на каждой развилке вы делаете выбор, и так с каждым человеком. Начните двадцать лет назад, и развилки уведут вас очень далеко.

Вы чихнули - и познакомились с одной девушкой, а не другой. Поэтому вы приняли определенные решения, как и девушка, с которой вы не познакомились, и мужчина, с которым познакомилась та девушка, и все, с кем вы встречались потом, ваша семья, её семья, их семьи - и ваши дети.

Из-за того, что двадцать лет назад вы чихнули, сегодня живы пять, или пятьдесят, или пятьсот человек, которые могли умереть, и умерли столько же, которые могли жить. А теперь отодвиньтесь в прошлое на двести лет или на две тысячи - и один чих может стереть вообще всех живущих на Земле!

Босс потер затылок:

– Теория расходящихся кругов. Я как-то читал рассказ...

– Я тоже. Это не новая идея. Я просто хочу, чтобы вы её вспомнили, прежде чем я прочту вам статью, написанную профессором Элмером Тайвудом двадцать лет назад. Перед последней войной.

Копии пленки лежали у меня в кармане, а из белой стены получался превосходный экран - её для этого и строили. Босс отмахнулся было, но я стоял на своем.

– Нет, сэр, - сказал я. - Я хочу прочесть вам это. А вы слушайте.

Он откинулся на спинку кресла.

– Статья, - продолжал я, - озаглавлена "Первая великая ошибка человечества!". Если припомните; перед войной разочарование полной несостоятельностью Объединенных Наций достигло своего пика. Я прочту только отрывки из первой части статьи...

И я начал читать:

– ...То, что человек, при всех его технических достижениях, не смог решить великие социальные проблемы сегодняшнего дня, является второй величайшей трагедией в истории. А первая, ещё большая трагедия заключается в том, что когда-то эти социальные проблемы были решены, но решение их оказалось недолговечным, ибо предшествовало нынешнему техническому прогрессу.

Хлеб без масла или масло без хлеба - и никогда вместе...

Вспомните Элладу, побегом которой являются найти философия, математика, этика, искусство, литература - вся наша культура... Во времена Перикла Греция походила на нынешний мир в миниатюре, на кипящий котел культурных и идеологических противоречий. Но затем пришел Рим, восприняв греческую культуру, но подарив и укрепив мир. Конечно, Pax Romana(2) продержался лишь двести лет, но подобной эпохи не было с тех пор...

Прекратились войны. Национализм перестал существовать. Римским гражданином был всякий житель империи - в том числе Павел из Тарса и Иосиф Флавий. Власть империи признавали жители Испании, Магриба и Иллирии. Рабство ещё существовало, но то было неспецифическое рабство - рабство как наказание, как плата за деловой провал, как следствие военного поражения. Но никто из жителей империи не становился рабом из-за цвета кожи или места рождения.

Религиозная терпимость была абсолютной. Если для ранних христиан в этом вопросе было сделано исключение, то потому лишь, что они сами отказывались от принципа терпимости, настаивая, что только им одним открыта истина, - мысль, отвратительная для любого цивилизованного римлянина.