Станислав Соловьев - Grunedaal

Тогда-то ко мне в лабораториум зашел сам Герт Лассавит, Наставник Школы. Я удивился такому визиту и приготовился к неприятностям: по рассказам коллег-младших магистров я был прослышал о суровости Наставника к не придерживающимся традиции даже в мелких деталях. Я не ошибся в своих предчувствиях: Наставник был рассержен на мое поведение. Он сдержанно поздоровался и уселся в деревянное кресло, - единственное в комнате. Я же остался стоять перед ним, - было не принято сидеть в присутствии старших по сану. Магистр Герт не стал ходить вокруг да около, он сразу же перешел к делу, которое его тревожило и, что таить, возмущало. "Почему ты не следуешь традиции нашей Школы, магистр Йорвен?" - спросил он у меня, всем своим видом излучая неудовольствие. Я не нашел, что ответить. Я и сам не знал, почему мне не хотелось следовать традиции, а работать самостоятельно. Тогда Герт спросил у меня: "Неужели ты думаешь, магистр Йорвен, что я буду и дальше не замечать такого отношения?" Я ответил ему в том духе, что прекрасно знаю и не сколько не сомневаюсь в осведомленности Наставника. Видимо, это я сказал с некоторым сарказмом (действительно, визит Наставника был мне неприятен), потому что Герт еще больше раздражился. Он посоветовал мне прекратить самостоятельную работу и прекратить изучение сообщества Лорихар, а подключиться к текущим делам, проводимым Школой в городе. Мне было посоветовано, чтобы я возглавил работу класса практикующих учеников. Тон советов был тоном приказа. Я не посмел ослушаться Наставника. После такой выволочки обо мне будут знать все историки Школы. Вряд ли я смогу продолжить начатую работу: начальник архива просто не допустит меня к материалам, относящимся к сообществу Лорихар... Я согласился с требованием Наставника и тогда он покинул меня...

Когда же я вышел из лабораториума, все уже знали о происшедшем и многие поговаривали о возможном исключении меня из Школы. Я не верил в это, так как такое решение могло последовать после неподчинения Наставнику или после открытого отрицания традиции и авторитета великого Перинана, что считалось настоящим преступлением. Я не горел желанием лишиться сана и оказаться на улице, среди Незнающих. Сама мысль о том, что я буду отстранен от анналов и текущего созидания истории, ужасала и перевешивала тогда всякое чувство противления или неудовольствия...

Многие молодые магистры время от времени поговаривали в узком кругу, как хорошо бы было, если изменили традицию и дали каждому возможность самостоятельного изучения. Но это были наивные разговоры. Они ни к чему не вели. Все помнили историю группы Ютиса: когда он открыто выступил против традиции Школы, и его и еще десять смельчаков Ректорат исключил из Школы, лишив сана и членства в корпорации. Судьба их окончилась печально - ни одна из Школ, существующих в Изученном мире, не осмелилась принять изгоев у себя или допустить к анналам. Как известно, все Школы связаны между собой намного теснее, чем бы им этого хотелось: ткань истории требует непрерывности и равномерной заполненности, не смотря на различия в интерпретации... Ютис от бесперспективности наложил на себя руки, а след его последователей растаял за границами Изученного мира. С тех пор всякого смельчака или просто сомневающегося в традиции в насмешку именовали "братом Ютиса". Сказать "школа Ютиса" означало обвинить оппонента в эклектизме и оторванности от всякой исторической традиции. Когда Наставник Герт вынес мне отчетливое порицание, некоторые прозвали меня "братом Ютиса", - но помню, я не обиделся. В моем сердце поселилась незнакомая мне до селе тоска: то, что казалось мне до того верным и величественным, оказалось вдруг ложным и мелочным. Одна из пословиц корпорации гласит: "Если в сердце твоем поселилось сомнение, значит, ты - не историк". Именно тогда я осознал себя в новом качестве. Нет, я продолжал считать себя историком. Но совсем не в том понимании, в каком это принято в Школе Перинана...

Тогда я впервые задумался о том, чтобы покинуть Школу. Сделать это раньше установленного срока было нельзя: после исключения из Школы и корпорации я перестал бы быть вообще историком, - а этого я не хотел. Значит, мне прийдется ждать установленного срока. Когда он пройдет, я имею право, как и всякий магистр, подать прошение о выходе из Школы. Только в Школе Холле такое не признавалось, - но это все потому, что она была самой древней и консервативной. Другие Школы признавали право полного магистра (то есть получившего настоящую степень и отработавшего установленное время на пользу корпорации) покидать стены альма-матер и становиться свободными историками. Свободные историки могли самостоятельно вести изучения, устанавливать свои традиции, учить и основывать свою Школу. Свободными историками в свое время были Элумар, Кадельбер и великий Перинан. Это не порицалось, но и не поощрялось Наставниками. Были случаи, когда тот или иной магистр, будучи сторонником свободного изучения, не мог десятилетиями покинуть Школу из-за нежелания Ректората. Так случилось с Барененом и Реннером, - последнему так и не удалось стать свободным историком. Но и Свободное изучение не было каким-то легким делом, сказкой, упоением. Если бы я так думал, мне было бы легче переносить то не оформившееся недоверие ко мне, которое возникло после моей размолвки с Наставником. Я знал, что такое быть Свободным историком. Это значит, что ты лишишься поддержки своей Школы, что ты потеряешь работу в том городе, где получил образование и сан. Это значило, что ты потеряешь друзей и знакомых, - останешься один на один с Историей, как говорили у нас в Школе. Вряд ли власти других городов и сообществ захотят предоставить тебе оплачиваемое место: у них есть свои Школы. Значит, если не случиться чуда и мне не удастся найти занятие в Изученном мире, прийдется последовать за его пределы и осваивать неведомые безвременные территории, о которых по сути ничего не известно. Найти себе учеников было делом нелегким: давно были не те времена, что при учительстве Холле. Среди Школ царила атмосфера взаимного недоверия и соперничества: последователи каждой из установленных традиций пытались заполучить новых учеников. Было так заведено, что в городе, селении и в целом сообществе Изученного мира, приоритет в наборе учеников имеют Школы, а только затем Свободные историки. Свободный историк был не просто вне корпорации - он практически не имел доступа к анналам, а сам их составить не мог: анналы создаются тысячелетиями. Мне не улыбалось бродить по пыльным дорогам неведомых земель, в которых полной опасности и неизвестности. Но почему-то я уже не мог создавать историю, как все мои коллеги; вместе с ними ткать полотно событий и выстраивать стройный костяк интерпретаций. Ах, чтобы я не отдал за то, чтобы вернуться во время ученичества, - думалось мне иногда. Но время не повернешь назад, а событие - не исправишь. Можно изменить интерпретацию факта, но не сам факт...