Нэнси Кресс - «Если», 1998 № 08

— Что за чушь! Личность имеет в Мире огромное значение! Мы по-настоящему заботимся друг о друге, и никто не остается за пределами нашей общей реальности.

— Точно! — соглашается Пек Уолтерс, только что научившийся от меня этому слову. — Вы так заботитесь о других, что никто не может остаться наедине со своими мыслями и чувствами. Один — это плохо. Действовать в одиночку — плохо. Реальность — только совместная

— Конечно! — подтверждаю я, Неужели он настолько глуп? — Реальность всегда общая. Существует ли звезда, чей свет доступен лишь одному глазу?

Он улыбается и произносит что-то на своем языке. Заметив, что я не понимаю, он повторяет то же самое:

— В лесу падает дерево. Рухнул ли дуб, если этого никто не видел?

— Неужели на твоей планете люди верят, что они… — Я не могу подыскать слов.

— Люди верят, что они реальны всегда — и по одиночке, и вместе. Даже тогда, когда другие объявляют их мертвыми. Даже когда они совершают преступление.

— Но ведь они нереальны! Как же иначе? Ведь они нарушили совместную реальность! Если я тебя не признаю, если для меня не существует реальности твоей души, если я отправляю тебя к предкам без твоего согласия, то это доказывает, что я не понимаю реальности, а следовательно, не замечаю ее! Так могут поступать только нереальные!

— Младенец не видит совместной реальности. Младенец нереален?

— Конечно. До достижения возраста познания дети нереальны.

— Значит, убивая ребенка, я не совершаю преступления, потому что не нарушаю реальность?

— Неверно! Убить ребенка значит лишить его возможности перейти в реальность еще до того, как он сможет присоединиться к своим предкам. А также лишить этой возможности его детей, предком которых он мог бы стать. Никто в Мире не убивает детей, даже загубленные души в Аудите. Ты хочешь сказать, что у вас на земле люди убивают детей?

Я не понимаю его взгляда.

— Да.

Наступил мой шанс, хотя не в том виде, как мне хотелось бы. Что ж, я должна исполнить свой долг.

— Я слыхала, что земляне убивают людей, изучая жизнь. Чтобы знать то, что знала Пек Ракова о моем мозге. Это правда?

— И да, и нет.

— Как это «и да, и нет»? Дети используются для научных экспериментов?

— Да.

— Что за эксперименты?

— Правильнее спросить, что за дети? Умирающие. Еще не родившиеся. Родившиеся… не такими, как другие. Без мозга, с неправильным мозгом.

Я пытаюсь все это осмыслить. Умирающие дети… Видимо, он имеет в виду не совсем мертвых, а в состоянии перехода к своим предкам. Что ж, это не так уж дурно, но при условии, если телам позволят отпустить душу. Дети без мозга или с неправильным мозгом… Тоже допустимо. Таких нереальных бедняжек все равно пришлось бы уничтожить… Я не развиваю эту тему, сейчас меня интересует другое.

— А реальных, живых детей вы для науки не используете?

Он бросает на меня взгляд, который я не могу распознать. Выражения земных лиц по-прежнему загадочны.

— Используем. Но в таких экспериментах, которые для детей не вредны.

— В каких именно? — настаиваю я. Мы пристально смотрим друг на друга. Внезапно меня посещает подозрение, не догадывается ли старый землянин, что я осведомительница, выпытывающая сведения; может, он как раз поэтому и проглотил мою невразумительную версию насчет припадков? Это не так уж плохо. С нереальными всегда можно сторговаться — главное, дать понять, что намечается торговля. Только я не уверена, что Пек Уолтерс это понимает.

— В экспериментах по изучению работы мозга, — отвечает он. — Например, памяти. Совместной памяти тоже.

— Памяти? Но память не «работает». Она просто существует.

— Нет, работает. С помощью особых протеинов. — Он употребляет земное слово и поясняет: — Это такие крохотные кусочки пищи.

Полная бессмыслица! Какая связь между памятью и пищей? Никто не ест память и не получает ее с пищей. Но я соглашаюсь пользоваться этим словом, чтобы продвинуться дальше

— Как работает память в Мире — с помощью тех же «протеинов», как память на Земле?

— Да и нет. Некоторые такие же или почти такие, некоторые особенные. — Он пристально смотрит на меня.

— Откуда ты знаешь, что память жителей Мира работает так или иначе? Разве земляне проводили свои эксперименты в Мире?

— Да.

На детях Мира?

— Да.

Я замечаю на противоположной стороне двора стайку хухубов. Зловонные существа сбились в кучу то ли для игры, то ли для непонятного ритуала.

— А сам ты участвовал в этих научных экспериментах, Пек Уолтерс?

Он не отвечает, только улыбается. Я бы поклялась, что улыбка печальная.

— Почему ты убила свою сестру, Пек Бенгарин? — спрашивает он, в свою очередь.

Это слишком большая неожиданность. Я должна была вот-вот узнать главное Меня разбирает злость. Об этом меня не спрашивала даже Пек Факар. Я сердито смотрю на него, и он говорит:

— Знаю, об этом не полагается спрашивать. Но я многое тебе рассказываю, и твой ответ важен…

— Ты задаешь непристойные вопросы. Жители Мира не проявляют друг к другу такой жестокости.

— Даже проклятые из тюрьмы Аулит? — Не зная одного из употребленных им слов, я догадываюсь, что он разгадал во мне осведомительницу. Он знает, что я вытягиваю из него информацию. Что ж, тем лучше. Просто мне нужна передышка, чтобы зайти с другого конца. Чтобы выиграть время, я повторяю свои последние слова:

— Жители Мира не так жестоки.

— Тогда ты…

Внезапно до нас доносятся выстрелы. Мы слышим крики. Я поднимаю глаза. Ака Пек Факар стоит посреди тюремного двора, сжимая оружие землян, и стреляет из него в хухубов. Инопланетяне падают один за другим. Они переходят на вторую стадию своей вечной смерти.

Я встаю и тяну Пек Уолтерса за руку.

— Скорее! Мы должны немедленно убраться. Охрана пустит газ.

— Зачем?

— Чтобы поместить тела в химический раствор. — Неужели землянин воображает, что тюремное начальство позволит нереальным хотя бы немного разложиться? Я думала, что наши разговоры открыли Пек Уолтерсу глаза.

Он медленно, неуверенно поднимается. Пек Факар с улыбкой шествует к двери, по-прежнему сжимая пистолет.

— Говоришь, жители Мира не жестоки? — слышу я голос Пек Уолтерса.

Позади нас валяются бездыханные хухубы, окутанные вонючим дымом.

Когда нас снова выгоняют в столовую, а потом в тюремный двор, трупы хухубов уже убраны. Пек Уолтерс кашляет. Теперь он ходит еще медленнее; по пути к нашему излюбленному местечку у дальней стены он спотыкается и хватается за меня, чтобы не упасть.