Игорь Волознев - Метагалактика 1995 № 1

Когда он очнулся, за окнами светало. В бледных лучах рассвета Ганс разглядел на полу какое-то странное, уродливое безголовое тело. Это был явно не Цвиглер. Труп словно состоял из кусков, принадлежавших разным людям. Одна нога у мертвеца была короче и тоньше другой, живот был узок и худ, а грудь несоразмерно животу широка и вся покрыта язвами. Ганс в страхе закричал, заизвивался, тщетно пытаясь избавиться от веревок.

Слепцы не обращали на него внимания. После обретения новых частей тела их охватило буйное веселье. Те счастливчики, которым выпало что-то получить от убитого Петера, приплясывали посреди комнаты, взявшись за руки.

— Моя новая нога превосходна, лучше не надо! — вопил Руди. — Правда, она чуть длиннее другой, но это неважно. Главное — она совсем целехонькая и на ней можно даже скакать!

— На моей новой правой руке нет ни одной язвы, — вторил ему Килькель, — кожа даже не начала сохнуть! Сколько она мне послужит, как ты думаешь, Николаус?

— До следующего раза, до следующего раза, — смеясь, приговаривал Николаус, которому досталась грудь Цвиглера.

Слепцы же, которым от Петера ничего не перепало, прислушивались к веселью с явным неудовольствием.

— Хватит вам беситься! — пропищал наконец Шютц. — Давайте скорее приступим к разделке второго тела. Мне осточертело ходить с драным животом. Надеюсь, сейчас-то я могу получить новый?

И он впился дрожащими от возбуждения пальцами в живот Ганса. Пустые бельмы Шютца, его сморщенное восковое лицо и гнойная грудь, просвечивающая сквозь лохмотья, повергли крестьянина в неописуемый ужас. Он дернулся, едва не свалившись с лавки…

К Шютцу подошел Зиберт и грубо толкнул в спину. Шютц упал.

— Тебе нужен живот? — с нескрываемой яростью проговорил Зиберт, повернувшись в ту сторону, куда упал Шютц. — А нам всем нужны глаза! Да, мы хотим видеть, но обречены на вечную слепоту, и повинен в этом ты, Шютц!

— Но, Зиберт, — заскулил тот, — зачем вспоминать старое? Это было так давно… Лет пятьсот прошло с тех пор, не меньше…

— Да, — распаляясь, ревел слепец голосом Цвиглера, — мы бродим по миру сотни лет, перебиваясь подаянием. И на эту нищенскую жизнь, на вечное попрошайничество обрек нас ты, Шютц!

— В тот день я выпил лишний стаканчик вина… — дрожащим голосом пролепетал Шютц, ползая на коленях. — Я забыл заклинание для заимствования глаз… Забыл… Я повторял, повторял его весь день и всю ночь, но оно такое сложное, такое труднопроизносимое, что… — Шютц заплакал, — что в тот момент, когда надо было взять новые глаза, оказалось, что я забыл его…

— Забыл! — воскликнул Килькель. — А того человека, которому мы отдали свои души в обмен на заклинания, и след простыл… Где нам теперь его искать?

— Но это был не человек! — взвизгнул Шютц. — Это был сатана в человеческом облике!

Слепцы умолкли. Словно ледяной вихрь промчался между ними, они поежились, зубы их дробно стучали.

— Да, это был сатана, не иначе, — шепотом согласился молчаливый Андреас. Он хромал и картавил, один глаз его был закрыт бельмом, а другой глядел так пронзительно, что мороз продирал по коже…

— Ну и что? — возразил Гюнт. — Кем мы были тогда, когда встретились с ним грозовым вечером у развилки дорог? Нищими, больными, убогими бродягами, наши тела разъедала проказа… Были, считай, наполовину мертвецами… Заклинания, которым он нас научил, не только спасли нам жизнь, но и продлили ее на десятки лет…

— Помните самую первую нашу жертву — подвыпившего прохожего, которого мы подстерегли на дороге и задушили? — подхватил Николаус. — Тогда мы впервые испробовали заклинания на деле. И получили от еще тепленького трупа его руки и ноги, голову и живот. А взамен отдали ему наши изъеденные проказой конечности… До сих пор с удовольствием вспоминаю, как мы в первый раз кидали жребий, — он захихикал, потирая руки. — Мне тогда повезло больше всех. Я получил голову, правую ногу и грудь!

— Мы взяли от трупа все, кроме глаз! — рявкнул Зиберт и с силой выбросил кулак в том направлении, где, по его расчетам, должен был находиться Шютц.

Но вместо Шютца ему подвернулся деревянный чурбак. Зибер взвыл от боли.

— Ну, Шютц, попадись ты мне, безмозглая скотина!

— Если бы у нас были глаза, — продолжал Гюнт, повысив голос, — мы бы не нищенствовали. С глазами мы легко завладели бы здоровыми молодыми телами и разбойничали бы на большой дороге…

— Или стали бы ростовщиками, — подхватил Николаус, вспомнив свое давнее прошлое. — Меняли бы деньги или давали их под проценты!

— Или открыли бы харчевню, — поддакнул Руди. Гюнт в негодовании ударил палкой по полу.

— Каждый из нас запомнил одно из заклинаний, которые сообщил нам хромой незнакомец, — воскликнул он. — Мы запомнили заклинания для заимствования ног, рук, живота, головы… Все вместе мы можем взять у трупа все его тело. Тебе,

Шютц, доверили запомнить заклинание для глаз. И ты подвел. Подвел нас всех. С глазами мы жили бы припеваючи, не мерзли бы под снегом, не мокли бы в лохмотьях под дождем…

— Такое не прощается никогда, — злобно зашипели слепцы. Они окружили Шютца и принялись тузить его кулаками и ногами.

— О! о! о! — вопил Шютц. — Бедный мой живот! Только не по животу!.. Ему больше двухсот лет!.. Из него вывалятся кишки… О!.. о!.. о!..

Зиберт вдруг разразился мстительным хохотом.

— Знаете, что? — рявкнул он. — Если ему нужен новый живот, то он его получит… Там, у забора, лежит здоровая, толстая, только что задушенная баба. Совсем свежая…

Слепцы дружно подхватили его смех.

— Ее живот слишком толст для моего тела… — прохныкал Шютц. — Если вы мне его передадите, то он будет выпячивать… К тому же она, все-таки… женщина!

Слепцы, смекнувшие мысль Зиберта, захохотали еще громче.

— Это будет для тебя хорошим наказанием, гнусный пропойца, — сказал Гюнт. — Тащи его к бабе! Дадим ему новый живот, чтоб не ныл!

— Дадим! — заголосили слепцы, подхватили упиравшегося Шютца и толпой вывалили из дома.

Некоторое время со двора доносились их голоса и тонкий, заливистый вопль коротышки Шютца. Наконец дверь открылась и вновь появились слепцы. Они сразу направились к Гансу. Килькель вытащил из кармана игральные кости.

— Разыгрываем голову, — деловито сказал он. — Кому нужна новая голова?

— Мне! Мне! Я не менял свою семьдесят лет, с нее слезает кожа.

— А я свою — все сто пятьдесят! В ней не осталось ни одного зуба и ввалился нос, как у мертвеца!..

— К чему эти вопросы, Килькель? — рявкнул Руди. — Новая голова нужна пятерым из нас. Бросай скорее кости!