Вячеслав Шалыгин - Навигаторы

Ознакомительный фрагмент

— Что за… — Гуськов осекся.

— Вопросы позже, — напомнил Клименко.

— Это я помню, но…

Гуськов снова поднял взгляд к небу, теперь, чтобы указать майору Клименко на загадочное явление, но прореха в облаках уже затянулась. На тусклых снеговых тучах никаких «разноцветных царапин» и «отражений» не обнаружилось.

«Ну, хотя бы теперь ясно, откуда взялся мокрый снег, — подумалось Гуськову. — Как он умудрился резко выпасть и не задеть меня, все равно остается загадкой, но хотя бы так… Одной чертовщинкой меньше».

— Гуськов, шагай, — вновь усмехнувшись, сказал майор Клименко. — Ганнибал у ворот.

— Кто? — Гуськов обернулся и увидел, что лысый беглец действительно почти доковылял до ворот автосвалки.

Хотя майору почему-то подумалось, что Клименко имел в виду не этот конкретный факт, а нечто иное. Более масштабное. Как-то по-особенному он произнес последнюю фразу. Будто бы намекал на что-то.

— Гр-ражданин Барулин! — вдруг грозно рявкнул Мазай.

Беглец вздрогнул, споткнулся, но удержался на ногах. Остановившись, он втянул голову в плечи, медленно обернулся и бросил затравленный взгляд на приближающихся офицеров ФСБ.

— Стойте на месте, гражданин Барулин! — вновь крикнул Мазай. — Ворота закрыты!

Беглец развернулся к воротам спиной, набычился и уставился на офицеров исподлобья. Почему-то Гуськову он напомнил хоккейного вратаря. Еще пуховик добавлял объема. Клюшку ему, маску да ловушку — и был бы вылитый голкипер. Только руки у него болтались неспортивно, словно отсохли.

— Оружие к бою, — проронил Клименко, определенно обращаясь к Гуськову.

— Но клиент не вооружен, руки на виду… — Гуськов замялся.

— Делай, что говорят, — тихо рыкнул Клименко и сунул руку за пазуху.

— Только не ныряйте снова, гражданин Барулин! — продолжил Мазай гипнотизировать беглеца. — Там вас ждут наши сотрудники. У них приказ стрелять на поражение, если вы появитесь без нас. Вы слышите меня?

Беглец ничего не ответил. Он лишь тяжело вздохнул, затем поморщился, кивнул и выпрямился. Насколько Гуськов разбирался в типовой мимике, жестах и телодвижениях, беглеца сейчас одолевал сложный комплекс переживаний. Он понимал, что загнан в угол — вздох, он чувствовал досаду из-за проигранной партии, отчего и морщился, он был готов сдаться — кивок, но при этом он гордо выпрямился, и это телодвижение перечеркивало все предыдущие внешние признаки желания покориться судьбе.

Гуськова серьезно насторожило такое поведение беглеца, и он все-таки выполнил приказ Клименко, достал пистолет и щелкнул предохранителем. Правда, руку он опустил вдоль бедра.

Гуськов по-прежнему не видел необходимости целиться в беглеца. Не голливудский боевик небось снимается. Ни к чему этот киношный ажиотаж с наставленными пистолетами, криками «замри!» и прочей мишурой. Нормальным людям достаточно увидеть «корочки», ну максимум заметить, что ты вооружен, и они обмякают. Этот гражданин Барулин никак не тянул на матерого террориста или бывшего спецназовца, значит, кишка у него теоретически тонка. Хотя теория теорией, а на практике случается всякое.

Клименко вдруг молниеносно высвободил из-за пазухи руку с пистолетом и выстрелил в беглеца. Нет, не так. Он натурально открыл беглый огонь, поскольку за считаные секунды его «Гюрза» выплюнула в сторону ворот почти весь свой свинцовый «яд». Вот только ни в какого беглеца Клименко не попал, хотя палил с двадцати метров. А все потому, что беглец исчез. Вот только что стоял в рамке ворот и вдруг словно растворился.

Гуськов примерно три секунды тупо пялился на изрешеченные ворота, затем на следы в снежной каше, которые оставил гражданин Барулин, на закрытую дверь конторы слева от ворот, а потом снова поднял взгляд к небу. Нет, не потому, что надеялся разглядеть инверсионный след, который оставил гражданин Барулин, так ловко и бесследно стартовавший с импровизированного лобного места. Просто до последнего момента самой большой странностью выглядело местное (уж бог знает что это за место) небо, и вот теперь в чарте странностей его потеснил новый фокус. Хотя не такой уж и новый. Скорее всего, Парус в эфире и сообщал о чем-то подобном.

«Ситуация ноль. Объект исчез».

— Не спать, — недовольным тоном приказал Мазай и коротким жестом позвал офицеров за собой.

Направился генерал к воротам, хотя не хуже Гуськова видел, что в этом нет необходимости. Разве что следы изучить. Но что с них толку?

Майор Гуськов замешкался буквально на секунду, но Клименко, видимо, воспринял паузу как попытку саботажа и бесцеремонно схватил Гуськова за локоть. Оперативник попытался отмахнуться от ретивого управленца, но не тут-то было. Клименко словно ждал, что майор взбрыкнет, и потому вовремя усилил хватку.

— Не дергайся, Алексей Борисович, — прошипел Клименко. — Хочешь остаться здесь? Без проблем. Только останешься навсегда.

— Руку отпусти, — спокойно сказал Гуськов. — Нигде я не хочу оставаться. Отпусти руку, непонятно сказано?

— Шагай, — Клименко отпустил локоть майора и кивком указал на ворота.

Между прочим, ворота были по-прежнему закрыты, на них все так же висел амбарный замок, но перед ними вновь не хватало существенной детали. На этот раз для полноты картины не хватало генерала Мазича. Просто какой-то бермудский треугольник образовался в местном море снежной каши.

Честно говоря, попасть в невидимый и, что еще страшнее, непонятный «треугольник» майору не улыбалось, но Клименко шел рядом, поэтому майору пришлось отбросить все сомнения и шагнуть в неизвестность.

Как все случилось, Гуськов снова не понял. Клименко легонько толкнул майора под локоть, будто бы предупреждая о чем-то, Гуськов сделал очередной шаг и…

…Майор вдруг ощутил, что под ногами не грязный мокрый снег, а чистый сухой асфальт. Гуськов резко опустил, а затем вновь поднял взгляд. Асфальт был сухим и чистым, а прямо перед собой майор увидел наполовину открытые ворота. И слева, за панельно-щитовой конторой, на площадке перед мойкой стояли не два, а четыре «жигуленка», все чистые, как младенцы после ванночки. И справа, на краю поля зрения, аккуратные штабеля машин не были покрыты ни снегом, ни хотя бы каплями талой воды. А над головой…

Гуськов даже выдохнул резче, чем требовалось. Над головой было нормальное голубое небо: застиранное, блеклое, декабрьское. Без всякой там разноцветной штриховки, отдаленно напоминающей северное сияние, и почти без облаков. Разве что далеко у горизонта.

«Похоже, вернулись, — подумалось Гуськову. — Откуда — непонятно, но вернулись. И слава богу!»