Фредерик Пол - Операция «Венера»

— Совершенно верно. Возможно, это нервы, но я внезапно почувствовал…

— Конечно, конечно. — Она указала мне на стул. — Доктор Нэвин сейчас вас примет.

Но ждать пришлось минут десять. Когда из кабинета вышла молодая девушка, туда прошёл мужчина, записавшийся на приём раньше меня. Наконец сестра сказала, обращаясь ко мне:

— Проходите, пожалуйста.

Я вошёл. Кэти, очень строгая и очень красивая, в белом докторском халате, прятала в стол карточку больного. Подняв голову и увидев меня, она недовольно воскликнула:

— Митч!

— Я солгал только тогда, когда назвал вымышленное имя, — сказал я. — А в остальном всё верно. Случай, действительно, неотложный, и речь идёт о моём сердце.

Что-то похожее на улыбку мелькнуло на лице Кэти, но тут же исчезло.

— Этот случай медицину не интересует.

— Я сказал твоей девушке, что, возможно, это нервы, но она всё же предложила мне подождать.

— Я с ней об этом потолкую. Ты прекрасно знаешь, Митч, что я не могу беседовать с тобой, когда идёт приём больных. Пожалуйста, уходи…

Я сел у её стола.

— Ты теперь совсем не хочешь видеть меня, Кэти? Что случилось?

— Ничего. Уходи, Митч. Я — врач, меня ждут больные.

— Да пойми же, для меня это важнее всего на свете! Я пытался дозвониться тебе и вчера и сегодня утром.

Не поднимая глаз, она закурила сигарету.

— Меня не было дома.

— Да, знаю. — Наклонившись вперёд, я взял у неё из рук сигарету и затянулся. Пожав плечами, она вынула из пачки новую. — Должно быть, я даже не имею права спрашивать, где моя жена бывает по вечерам?

Кэти вспыхнула.

— Чёрт возьми, Митч, ты же отлично знаешь…

В это время на её столе зазвонил телефон. Кэти на мгновение устало прикрыла глаза, а затем взяла трубку. Откинувшись на спинку кресла и устремив взгляд куда-то в угол, сразу смягчившись, она превратилась в врача, терпеливо выслушивающего жалобы больного. Когда разговор, длившийся несколько минут, наконец был окончен, Кэти уже полностью овладела собой.

— Пожалуйста, уходи, Митч, — попросила она, гася окурок.

— Не уйду, пока не скажешь, когда мы встретимся.

— Я… у меня нет времени, Митч. Кроме того, я тебе не жена. Ты не имеешь права преследовать меня. Я попрошу защиты, наконец, даже могу потребовать, чтобы тебя арестовали.

— Не забывай, что я уже подал заявление о браке, — напомнил я.

— Зато я не подавала и никогда не подам. Как только кончится год, я порываю с тобой, Митч! Порываю навсегда!

— Мне надо сообщить тебе кое-что очень важное.

Любопытство всегда было слабостью Кэти. Наступила долгая пауза, а затем вмести того, чтобы снова сказать мне «уходи», она спросила:

— Ну, что ещё случилось?

— Нечто поистине потрясающее, и это необходимо отпраздновать. По этому случаю мне и хотелось бы увидеться с тобой сегодня вечером. Совсем ненадолго. Пожалуйста, Кэти! Я люблю тебя и обещаю не устраивать сцен.

— Нет… — Но она уже заколебалась.

— Прошу тебя!

— Хорошо. — Пока она раздумывала, снова зазвонил телефон. — Хорошо, — сказала она. — Позвони мне домой. В семь. А теперь я должна заняться больными.

Она сняла трубку. Я направился к двери. Кэти разговаривала по телефону и даже не взглянула в мою сторону.

Когда я вошёл в кабинет Шокена, он сидел, низко склонившись над столом, и листал последний номер «Таунтонз уикли». Обложка журнала ослепительно сверкала, словно типографская краска вобрала в себя все цвета радуги, и каждая её молекула била прямо в глаза, как крошечный яркий прожектор. Шокен потряс передо мною блестящими страницами.

— Что ты скажешь об этом, Митч?

— Дешёвка, — не задумываясь, ответил я. — Если бы мы унизились до того, что стали издавать подобный журнальчик, я тут же подал бы в отставку. Слишком дешёвый приём.

— Гм. — Фаулер положил журнал яркой обложкой вниз; краски вспыхнули в последний раз и погасли.

— Да, это дешёвка, — сказал он задумчиво. — Однако, нашим конкурентам нельзя отказать в изобретательности. Еженедельно рекламу фирмы «Таунтон» читают шестнадцать с половиной миллионов. И все они становятся потребителями товаров фирмы «Таунтон» — её и никого больше. Надеюсь, ты пошутил, когда сказал об отставке? Я только что дал указание Гарвею Бренеру начать издание журнала «Шок». Первый номер выйдет тиражом в двадцать миллионов. Ладно, ладно, — милостиво остановил он меня, когда я стал неуклюже оправдываться. — Понимаю, что ты хотел сказать, Митч. Ты против дешёвой рекламы. Я тоже против. Для меня Таунтон — олицетворение всего, что мешает рекламе занять принадлежащее ей по праву место в жизни нашего общества наравне, скажем, с религией, здравоохранением и судом. Таунтон способен на всё, вплоть до подкупа судьи и похищения сотрудников конкурирующих фирм. Тебе, Митч, надо его особенно остерегаться.

— Мне? Почему именно мне?

Шокен издал самодовольный смешок.

— Да потому, что мы украли у него Венеру из-под самого носа, вот почему. Я уже говорил тебе — он предприимчив, эта идея пришла в голову одновременно ему и мне. Поверь, нелегко было убедить правительство отдать предпочтение нам.

— Понимаю, — сказал я. И действительно понял всё. За долгую историю существования наших правительств нынешнее было, пожалуй, самым представительным. Не по количеству представителей per capita,[3] а скорее, ad valorem[4] этих представителей. Если вы любите пофилософствовать на разные темы, то лучше этой не найти. Следует ли расценивать голоса избирателей одинаково, как это пытаются провозглашать наши законы, ссылаясь на заветы отцов — основателей нашей нации, или правильнее будет прежде всего принимать в расчёт силу, мудрость и влияние, точнее, деньги избирателя? Однако, эти размышления не для меня. Я — прагматик, да к тому же прагматик, состоящий на жаловании у фирмы «Фаулер Шокен».

Меня беспокоило одно.

— Не вздумает ли Таунтон предпринять… э-э… решительные шаги?

— О, он, конечно, снова попробует украсть у нас Венеру, — спокойно ответил Фаулер.

— Я не об этом. Помните, что произошло, когда мы начали эксплуатацию Антарктики?

— Ещё бы, я сам там был в это время. Сто сорок убитых у нас и Бог знает, сколько у них.

— А ведь это был всего лишь один континент. Таунтон расценивает такие вещи как личный вызов. Если он полез в драку из-за какого-то паршивого замороженного континента, представляете, на что он пойдёт из-за целой планеты?

— Нет, Митч, — терпеливо разубеждал меня Шокен. — Он не решится. Во-первых, драки теперь влетают в копеечку, во-вторых, мы не дадим ему формального повода и, в-третьих, мы вовремя прищемим ему хвост.