Всеслав Соло - Астральное тело

Власти города определили место для обсерватории у кладбища, но Михеев был рад этому: «Здесь небо чище!» — говорил он.

Его не любили обладатели всех начальствующих кабинетов, куда он приходил просить, требовать… Один раз, когда очередная дверь за его спиной полностью не захлопнулась, до него донеслись слова: «Когда же умрет этот несносный любитель?!»

И вскоре Михеев умер…

Я его так уважал… Я любил убегать к живому Михееву из этого мира. Алексею Алексеевичу так и не удалось вывесить звездный флаг над нашим далеким городом, где давно забыли о небе, но любили рисовать красные звезды, где царило бесцарствие. Но Михеев не огорчался, на его двери в обсерватории значилась надпись: «БЕЗ ДУШИ НЕ ВХОДИТЬ!» Правда, эта надпись изрядно обожжена спичками любопытных, исцарапана прохожими…

Мне пришло письмо от Геннадия Филипповича Жирова, тоже отпетый любитель, в котором написано о смерти Михеева…

Но сейчас Михеев был жив, и он суетился у своих телескопов, налаживал их, корректировал оси, менял, будто патроны, окуляры, заряжал их в металлические трубки…

Вике очень понравилась Луна: ее поверхность в прожилках каналов, в чешуе кратеров, а свет у Луны — дивный, точно свет Вселенского холода и равнодушной печали.

У меня таилось чувство какого-то ожидания… Я уже несколько раз занимался дыханием Астрала, я заботился о разжигании всех цветов радуги… И теперь я постоянно ощущал некоторое жжение на затылке и теплые струи и волны в позвоночнике.

Что-то должно неминуемо очень скоро произойти… Я торопил события, пребывал в желаниях… Я видел, как уже горел бикфордов шнур моего терпения и светлячок его огонька, жужжа, будто пчелка, приближался к одинокому бруску динамита, на котором лежал мой букет чувств, завернутый в мысли прежних устоев. Я ожидал взрыва.

Оксанка, замечательная девочка! Мне нравилось это маленькое существо в спортивной шапочке и модной крохотной куртке, наверное потому, что оно было частью Вики.

Алексей Алексеевич человек тяжеловесный, медлительный, умел долго думать, но основательно работать. На вид крупнолиций, скуластый, краснощекий, широкоплечий, высокий, но мягкий и слабохарактерный.

Звезды, еще до нашего прихода под купол, проявились на небе и теперь мерно блистали.

«А может, Михеева не стало потому, что я начал уходить в другое? А может, потому, что я стал уходить в другое, — не стало Михеева?..» — думал я.

ВОТ И СЕМЬЯ

— Наташа!.. Я не вижу тебя…

— Я рядом, совсем близко, протяни руку…

— Где?.. Где ты?.. — я ласково ощупывал воздух, но ничего не чувствовал и щурился.

— Вот моя рука, Сережа…

И тут, в своих ладонях, я ощутил мягкую тяжесть прозрачного пространства.

— Господи!.. — воскликнул я, — это твоя рука, Наташа!.. Как я хочу тебя видеть, милая… Не ощущать, а видеть!.. Живую и близкую…

— Я тоже этого хочу, Сережа, — и Наташа заплакала, словно тайком, но всхлипы, теплые всхлипы выдавали ее.

— Не плачь… Зачем же ты меня расстраиваешь… Не плачь, — умолял я и слышал все же всхлипы.

— Боже мой! Сережа!.. — всхлипывала Наташа. — Я ничего не понимаю, и мне опять становится страшно…

— Не бойся, ничего не бойся. Я же рядом, иди, я обниму тебя…

Я стоял, не в состоянии сделать хотя бы полшага навстречу Наташе!

— Что это?! — воскликнул я, обнимая Наташу.

— Это малыш, — прошептала она.

— Малыш… — ласково повторил я.

— Да… — мягко всхлипнув, отозвалась Наташа у моего плеча.

— Но он… — только и сказал я.

— Это девочка, наша девочка, Сережа…

— Это… моя дочь?…

— Да… Она сейчас уютно спит.

— Дай… Я подержу ее…

Мое дыхание прерывалось от счастья: отец… я отец…

Я держал на своих руках, в целом свете, единственного ребенка! Моя душа отливала золотистым блеском радости, и моему сердцу стало очень жарко в груди, оно будто ласкалось к невидимой девочке…

— Как ты ее назвала? — тихо и нежно спросил я. Наташа не отозвалась, и я испугался!.. «Что же я буду делать с невидимой девочкой, она погибнет!..» Наташа! — снова громко и взволнованно позвал я.

— Тише, — послышалось рядом, — ты разбудишь малышку.

— Почему ты молчала, Наташа?

— Я еще не назвала нашу девочку.

— Можно назвать ее мне? — шепотом попросил я.

— Мне это будет приятно.

— Так пусть же торжествует все на свете… Я назову ее Сабина, можно?..

— Сабина… — повторила Наташа.

— Ты недовольна? Коль нет — скажи.

— Нет… Напротив. Мое все то, что и твое. Я рада.

— Приблизь ко мне свои губы, Наташа. Я тебя поцелую.

— И я тебя тоже поцелую… Вот мои губы, Сережа…

— Семья моя, родные в мои, — я обнял Наташу, стараясь не разбудить малышку Сабину, мою доченьку, и я целовал, целовал невидимое, но родное: Господи… Господи… Господи…

УРОКИ СОЗЕРЦАНИЯ

Пока мое в движенье тело: могу трусливым быть и смелым, могу один ходить, с толпой, — но только не самим собой!

Пока в движенье только я, с последней мысли острия, вспорхнув, — я к образам причислен, — тогда я только вижу мысли!

Пока мое в движенье тело — я нахожусь своем без дела!.. Бездвижно тело, — бытия простор! — В движенье только я!..

Карабкаются в гору мысли, — до неба дотянуться б им!.. Порой над пропастью зависнут, а там, внизу — бездонный дым. А там, внизу — простор безумства, без крыльев — смерть… Я так раним. По краю ходят мысли, чувства. Но только б не сорваться им!..

Осторожно — чувства пламенные… Суть надежно — чувства каменные! Их слагают только праведники, воздвигают, будто памятники! Безмятежно, все они вдалеке… Сердцу нежно и душа налегке!

Приму себя за постоянство, опорной точкой бытия, и размышлениям пространства молитвенно придамся я… И то, что было неподвластно, недосягаемо извне: понятно будет мне и ясно. Все под рукою, как во сне…

Весь, беззвучно, предаюсь я пению! Осветляют душу только тьмой. Поклоняюсь только вдохновению: каждый выдох, вдох — учитель мой… Чтобы распознать просторы гения, осознавши скованность свою, для души беру уроки пения: душу в целый космос распою!

Невежество я в людях презираю, бесстрастен к проявленьям чувств людских, но я с великой нежностью взираю на их тела, на все одежды их…

За что себя мы привязали к телу? — Желания огромно разогрев, которые так часто оголтело, не исполняясь, будят жадный гнев!..

Желания, как стая волчья, — страсти! — Мы наслаждаться чувствами хотим!.. Голодного желания лязг — порождено лишь телом, — только им…