Журнал «Если» - «Если», 2011 № 09

— Да, про опаленного, — подтвердил Березин. — Где его нашли? Что с ним случилось?

Илья послушно кивал, и глаза его внимательно следили за Березиным, словно в его движениях и выражениях он думал прочесть, не обманывает ли его гость из грядущего.

Константин решил, что и без того достаточно испытывал веру своего нового знакомого, достал письмо Коношевского.

Он давно уже закончил чтение, но Яковлев сидел на кровати, прижав ладони к щекам.

— На все воля Божья, — прошептал он наконец. — Пути Его неисповедимы и чудеса непознаваемы!

— Илья Александрович, — строго окликнул его Березин, — мы имеем здесь дело не с чудом. Я предполагаю, что мы с вами связаны. И связаны не только, если вам так угодно, Божьей волей…

Яковлев перекрестился трижды, покосившись на угол с темной иконой, но Березина не остановил. Тот продолжил:

— Я предполагаю выяснить, что нас связывает. Заметили ли вы наше сходство? Возможно, Илья Петрович, вы мой предок, и это лежит в основе моей способности являться к вам. Поэтому я прошу вас помочь.

Яковлев был несказанно удивлен, когда Березин попросил у него волос, и окончательно смутился, когда тот стал упрашивать его открыть рот и позволить взять немного слюны. Но после долгих объяснений, недоверчивых охов и качания головой согласился.

Уже опускаясь на подушку, Илья Александрович обещал скоро встретиться с Натальей Михайловной и расспросить ее об опаленном мальчике. Березин поблагодарил его, устраиваясь на стуле, — и через мгновение оба спали.

Березина разбудил включившийся факс. Почти одновременно в прихожей загудел мобильный — удивительно бодрый для пяти часов утра Челышев интересовался, все ли в порядке.

Константин сонно ответил, что факс получил, и собирался уже снова лечь в постель, как заверещал будильник — до отъезда в Острогожск оставалось полтора часа.

Решив, что посмотрит письма в поезде, Березин сложил факс и убрал в боковой карман сумки. Хотел закурить, но коробка в кармане не оказалось. Видимо, один из опытов все-таки увенчался успехом, и спички остались в прошлом. Константин Петрович сунул руку в другой карман брюк, надеясь обнаружить там пакетики с волосом и ватной палочкой с образцом слюны. Пакетики оказались на месте, но, к разочарованию Березина, были пусты.

«Вновь обращаюсь я к моим запискам и благодарю тебя, любезный мой читатель, за долготерпение.

Ночной гость являлся ко мне снова и снова. И в каждое его посещение беседы наши становились непринужденнее, как будто и прежде были мы с ним знакомцами и даже приятелями. До сего дня удивительна мне та власть, которую сумел он взять надо мною всего в несколько бесед, потому как, невзирая на странные его рассуждения, я всецело ему доверился. Так на другой же день после того, как сам он просил меня об этом, послал я с запиской к Наталье Михайловне и умолял ее быть ко мне.

И был приятно удивлен, как скоро явилась она сама, встревоженная, вместе с моею добрейшей Евдокией Кирилловной, и обе умоляли меня ради моего же блага открыть им, в чем заключается моя беда.

Памятуя о том, что говорил мне мой гость, я не решился поведать им всей правды, хотя, видит Господь, как мучительно было мне видеть их доверие всем моим словам. Я сказал лишь, что последний наш разговор с Натальей Михайловной пробудил во мне многие размышления о моем детстве, и потому хотел бы я знать больше о том ребенке, чья история так сходствовала с моей.

Видя, что интерес к этой истории не угрожает моему здоровью, Евдокия Кирилловна успокоилась и принялась хлопотать о чае и угощении, а Наталья Михайловна, желая помочь мне, постаралась припомнить все, что ей известно.

К сожалению, многого сказать она не могла, но припомнила, что случилось это между 1775 и 1780 годами на том самом месте, которое купил лет за восемьдесят до того один богатый вельможа, приехавший в Острогожск с царем Петром Алексеичем. На месте том начато было строительство усадьбы, однако работам не суждено было завершиться, поскольку один из работников погиб от молнии, по словам свидетелей, изошедшей прямо из земли при ясном небе. Потому место было почитаемо нехорошим и нечистым, а в вельможе том подозревали врага рода человеческого. Однако тот более в Острогожске не появлялся, и молва начала успокаиваться. Покуда в одну из летних гроз, как раз в день Пророка Илии, не был найден на том самом месте обожженный мальчик. Откуда он взялся, никто не знал. Мальчика отдали на попечение властям. Был он определен в дом призрения, но уже на второй день занемог лихорадкою, от плохого ухода обратившейся в горячку. И на четвертый день умер.

Более ничего не могла рассказать мне гостья моя. Я не стал более испытывать ее бесконечное терпение и отступился.

Остальное время провели мы в дружеской беседе о житейских мелочах, и собеседницы мои были так милы, что к моменту прощания настроение мое улучшилось, и я, благодарение Богу, успокоился.

Однако оставшись один, я вновь обратился мыслями к тревожным для меня обстоятельствам, и сами собой вспомнились мне знакомые с детства уголки усадьбы, где я вырос. Вспомнились милая моя спасительница Анна Прохорова и друзья моего детства — стремянный Алеша и дворовый мальчик Юрка. Вспомнились детские наши забавы. Алеша более всех других игр любил ту, в которой он представлялся барином-колдуном, старым хозяином усадьбы, внучатым племянником коему приходился благодетель мой Яков Александрович, а мы с Юркой были его учениками, которых он резал на части, а потом оживлял волшебной водой. Юрка всегда поначалу отказывался и грозил, что барин-колдун явится к Алешке ночью и утопит его в пруду.

Уже теперь ведома мне судьба друга детских лет. Алешка не утонул — его убила взбесившаяся лошадь. А в те поры рассказы о барине-колдуне были для нас самыми устрашающими — и посему привлекательными.

Вспомнилось мне, как однажды нашли мы ход под землей и бегали смотреть на него, даже пробирались внутрь, но — напуганные своим страхом — каждый раз уносили ноги, а после смеялись друг над дружкой.

Видимо, с теми воспоминаниями я и погрузился в сон, потому как поначалу снились мне лица детских моих друзей и потом явилось среди них лицо ночного гостя.

И сам он тоже сразу, едва поздоровавшись со мною, обратился к тем событиям, о которых размышлял я перед сном. Он убеждал меня испросить на службе отпуск и совершить путешествие в места моего детства, особенно исследовать тот ход, что обнаружили мы с товарищами.

Когда же спросил я, откуда известно ему о ходе, он мне ответствовал, что в свое время непременно объяснится со мною, но покамест время это еще не настало.