Майкл Муркок - Багряная игра. Сборник англо-американской фантастики

Роффрей покачал головой.

А насупившийся Толфрин сначала никак не отреагировал — он глубоко задумался. Наконец он внятно и медленно произнес:

— А как насчет Мери?

— Да, вполне может быть, — оторвался от записей Цунь.

— Не может, — угрюмо сказал Роффрей.

— И все-таки она, — вклинился Толфрин. — Ваша жена, Роффрей. В Энтропиуме она была совершенно безумной. Она путешествовала между планетами Призрака, когда пространство было бешеным и хаотичным. Должно быть, где-то в ней заложены потрясающие резервы самообладания, раз она смогла пережить то, что ей довелось. Она могла столкнуться со всевозможными необычными впечатлениями, воздействовавшими на ее мозг. Точно, это она. Она и была нашим усилителем!

— Так что из этого? — Роффрей резко обернулся и в упор поглядел на троицу: выказывавшие явное нетерпение ученые казались стервятниками, высмотревшими умирающего путешественника.

Зелински вздохнул.

— Думаю, мы правы, — сказал он.

Мери засмотрелась на неясные огни флота, проваливающегося в темноту, к далеким звездам, мерцающим, как свет невероятно длинного туннеля.

— Адам Роффрей, — неожиданно для себя произнесла она и задумалась, что почувствует, увидев его.

— Как вы попали на Призрак? — спросила Уиллоу.

— Я сбежала от Адама. Устала от его неугомонности, неутомимой ненависти к цивилизации и организованному обществу. Меня утомляли даже его консерватизм и его шутки.

Я все же любила его. До сих пор люблю. По профессии я антрополог, путешествия Адама во внешние миры были полезны и мне, помогали сохранять квалификацию. Как-то мы сели на Голунде; по некоторым признакам эту планету посещала раса из другой галактики. Я обшарила всю планету, но полезной информации обнаружила совсем мало. Там я и бросила Адама и, когда в нашем пространстве и времени материализовался Призрак. отправилась на него, надеясь найти там какие-то ответы. Обрыскала всю эту систему, обшарила ее, и разум мой висел уже на волоске. А Рос стал последней каплей. Рос меня доконал.

Она обернулась к Уиллоу:

— Но сейчас, чувствую, благоразумия у меня как никогда — думаю, пора угомониться. Если смогу, конечно. Стану Адаму примерной женушкой. Что скажете, Уиллоу? — она улыбнулась, но глаза оставались серьезными.

— Скажу, что дурочка вы, — без затей выдала Уиллоу. — Не продавайтесь вы за легкую жизнь. Да хоть меня взять...

— Мне ведь тяжело пришлось, — Мери перевела взгляд куда-то под ноги. — Непосильно тяжело, Уиллоу.

— Знаю, — ответила та.

Зазвенел вызов коммуникатора. Мери подошла, тронула клавишу.

Вызывал Роффрей.

— Привет, Адам, — сказала она. Горло перехватило, она непроизвольно положила на него руку.

— Слава Богу, — сказал он; его усталое лицо ничего не выражало.

Она знала, что еще любит его. Только это и утешало.

— Значит, дождалась врача? — спросил он.

— Нет, — ответила она с улыбкой. — Не спрашивай почему, просто знай: я в своем уме. Что подействовало — бой ли с чужаками, что-то на Росе, забота Уиллоу, — я не знаю. Просто чувствую себя другим человеком.

Напряжение чуть отпустило Роффрея, взгляд стал мягче. Он усмехнулся.

— Ладно, я тороплюсь, — сказал он. — Вы с Уиллоу можете прямо сейчас прибыть на Игровой корабль? Поэтому я и вызвал вас, еще ничего не зная.

— Конечно, только зачем?

— Здешняя публика думает, что мы все, вчетвером, сформируем нечто вроде команды, которая ухитрится отразить чувственные впечатления при атаке чужаков. Они хотят, чтобы вы с Уиллоу прошли небольшое обследование. Договорились?

— Отлично, — сказала она. — Высылай за нами катер, мы будем с вами.

Он сразу отключился, и все же Мери успела заметить, что лицо его помрачнело.

Прошло немало времени. На усталом лице Зелински проступили морщины; он то и дело проводил по лбу рукой, энергично тряс головой — верный способ прочистить мозги — и не сводил глаз с двух женщин, что спали под воздействием успокаивающих средств в креслах для обследования.

— В этом определенно что-то есть, — сказал он, рассеянно катая между ладонями крохотную лампочку. — И кто нам не давал сразу обследовать всю вашу четверку? Вот ведь глупость! — Он взглянул на хронометр в перстне на указательном пальце правой руки. — Не знаю, в чем дело, но скоро Аскийоль должен обратиться ко всему флоту. По поводу Игры, я думаю. Надеюсь, новости хорошие — стоит немного потерпеть.

Роффрею было не по себе, он погрузился в невеселые размышления и почти не обращал внимания на ученого. Опустил глаза на Мери и внезапно ощутил себя слабаком и неудачником; не может он больше играть никакой роли в ее жизни, он и своей-то не может толком распорядиться. Ощущение непривычное, и связано оно, вероятно, с тем, какой оборот в последнее время принимают события...

А Мери вспоминала. Физически она спала, но сознание ее бодрствовало. Она вспомнила посадку на Росе — свой промах у самой поверхности, падение в бездну первозданного хаоса, которая вытолкнула ее наверх; что-то необычное, теплое, вошедшее в мозг... Ей удавалось все это вспоминать, потому что она чувствовала: совсем близко находится нечто подобное ей самой. Она силилась дотянуться, вступить с ним в контакт — не вышло, ничего не вышло. Будто альпинист на откосе: стремится к руке, протянутой сверху ведущим, старательно, отчаянно вытягивает пальцы — и не коснуться.

За пределами каюты был кто-то — кто-то похожий на нее, более похожий, чем она сама. Да, она уверена. Кто — или что — это? Человек ли в том смысле, в каком она привыкла понимать это слово, ил нечто иное?

Адам? Нет, не Адам. И тут она осознала, что произнесла его имя вслух.

— Я здесь, — он, улыбаясь, склонился над ней. Мери почувствовала ободряющее пожатие, огромная ручища крепко охватила ее пальцы.

— Адам... есть здесь что-то такое... не знаю...

Рядом с мужем возник Зелински:

— Как вы себя чувствуете?

— Физически прекрасно. Только вот не могу понять... — Она уселась в кресле, свесила ноги, стараясь достать до пола. — Удалось что-нибудь выяснить?

— Пока немного, — ответил тот. — Но вы нам понадобитесь. Хотите многим рискнуть и помочь нам в Игре?

А Мери ломала голову: почему так спокоен ее муж?

17

На этот раз, думал Аскийоль, ему следовало бы лично посетить Игровой корабль, ибо наступил момент, которого он боялся.

Чужаки практически победили в Кроваво-красной Игре. Вокруг простирался изукрашенный самоцветами мультиверсум, до краев наполненный жизнью, изобилующий пульсациями энергий, но и это не радовало его; он был близок к отчаянию. А тут еще и странная боль внутри, боль из-за недостающей части, которая, казалось, находится совсем близко; да, отчаяние уже всерьез грозило овладеть им.