Яцек Дукай - Пока ночь

- Хоффер, - произнес человекоид.

Тот задергался, как будто его подключили к источнику высокого напряжения; затем вскочил на ноги, обернулся, вскрикнул в полуобороте:

- Ч-что...?

- Убить меня пытался. Ведь ты стрелял в меня. Тебе не удалось, но потом ты еще не раз и не два, ночью и днем таился в домах напротив моего дома, все время готовый меня убить. Так скажи мне: зачем?

Младший лейтенант подскочил к стулу, вытащил из кобуры, привешенной к поясу висевших на них брюк, люгер, перезарядил и нацелил в человекоида.

- Как ты сюда попал? Кого подкупил? Говори! А не то пристрелю как собаку!

Трудны перешел в надниз и вырвал пистолет у немца из рук. Шокированный лейтенант уставился на свою пустую ладонь: люгер чудесным образом исчез.

Человекоид подошел к нему поближе.

- Так зачем?

Хоффер передернулся и поднял на него глаза. Потом заорал, прыгнул и с широкого замаха ударил человекоида в челюсть. Тот даже не дрогнул; за то Хоффер, совершенно белый, не способный вздохнуть, свалился на колени, сжимая предплечье правой руки, с кулака которой стекала кровь. Трудны видел кости ладони: они были разможжены. Глупо вот так, изо всей силы, бить по камню.

Человекоид присел на корточки перед Хоффером.

- Зачем? - шепнул он.

Младший лейтенант заскулил сквозь стиснутые чудовищным гневом челюсти:

- Да что ты знаешь... Можешь ли ты вообще понять, что такое унижение? Что? Что?!! Можешь понять...? А ни хера, чести у вас ни на пфениг. Ну, давай, кончай со мной! Думаешь, что я боюсь боли? Ну?! Давай!

Трудны извлек человекоида из комнаты Хоффера.

И сразу же перенес его в свой кабинет над мастерскими, в штаб-квартире фирмы "Трудны Экспорт-Импорт" на улице Кручей.

- Юзек.

Юзек Щупак взвизгнул:

- Шеф, живой...! Да что б я сдох... Я и не слышал, как шеф вошел.

Человекоид подошел к столу, наклонился над ним.

- Юзек, а что ты делаешь в моем кресле?

- Аа... ничего, - извиняющеся улыбаясь, Щупак поспешно поднялся. Он видел, что Ян Герман не сводит с него глаз, и чувствовал себя под этим взглядом не в своей тарелке; потом он отступил к окну. (На самом же деле через псевдоглаза человекоида Трудны ничего и не видел, потому что был не в состоянии сформировать в своем четырехмерном теле достаточное количество по-разному работающих тканей, и за всем - в том числе и Щупаком - следил через сложную систему воздушных омматидиев; значительное их количество он оставлял неизбежно направленными на самого человекоида, хотя бы ради контроля за тем, смотрит ли тот на своего собеседника).

- Ничего?

- Нуу, ведь пока шефа не было, кто-то ведь должен же был вести фирму. Шеф же знает, как оно тут...

- Ты хотел продать фирму Майору.

Щупак сглотнул слюну.

- Все думали, что шефа уже нет в живых; даже, прошу прощения, ваша жена. Я только...

- В левом кармане брюк у тебя нож. Выложи его на стол.

Щупак побледнел.

- Да что вы, шеф...

- Давай, курва, не выпендривайся. Нож!

Тот выложил его на угол стола.

- А вот теперь скажи мне, с какого времени ты начал стучать швабам.

У Щупака сперло дыхание, на лбу выступили крупные капли пота. Трудны видел его стучащее в сумасшедшем ритме сердце.

- Я...

- Поначалу тебя шантажировал Лысый, ну уже потом это был всецело твой выбор; привычка. Привыкнуть легко. Когда начал? Сколько жертв на твоем счету? Кто тебя вел? Бриллиантовый Лейтель, правда?

- Откуда...?

- Во сне разговариваешь.

- Аааа-ааррр!

Щупак схватил нож, раскрыл его и подскочил к человекоиду. Трудны не стал ожидать, просто поднял Юзека и швырнул его в подверх. Через десять минут полета Щупак задохнулся, а еще через мгновение замерз и распался на куски. Через пару месяцев некоторые из них, слегка обожженные, упали в Море Спокойствия, подняв при ударе о грунт небольшие облачки лунной пыли. Там они лежат и до сего времени.

Устроив дела с Юзеком, человекоид Трудного вышел со стороны коридора в комнатку пани Магды.

- День добрый.

- Боже ж мой...!

- Мне никто не звонил?

Вечером он посетил штандартенфюрера войск СС Германа Яноша на его частной квартире.

- Так ты все-таки жив! - лучился Янош радостью, угощая человекоида Трудного рюмочкой шерри. - Ты понятия не имеешь, как я рад! И чего только люди не болтали, ты бы только послушал...

- Что же конкретно?

- А, только время терять, ничего особенного! Самое главное, что ты жив и здоров, что вернулся. Тут столько заказов ждет!

- Это конец, Янош.

- Чего?

- Я закрываю дело и выезжаю отсюда с семьей.

- Это куда же?

- В Америку.

Янош рассмеялся.

- В Америку? Интересно, это как...

- Пускай у тебя голова не болит, это мое дело.

Янош перестал смеяться и уселся в кресле напротив человекоида.

- Нуу, даже и не знаю, только ли твое. Ведь у нас, как бы там ни было, имеется общество, договор...

- Было.

- И кто же это так сказал?

- Я так говорю, - сказал Трудны через своего человекоида, после чего передвинул его слегка в надниз и назад.

У Яноша рюмка выпала из пальцев. В кресле он сидел так, будто при виде нацеленного прямо в лоб пистолета.

- Нет...

Трудны открыл потолок салона на картину внутренностей подводного вулкана. Янош только заверещал от крайнего перепуга. Трудны закрыл потолок. Штандартенфюрер блевал на свой халат и на свой ковер.

- Ahnenerbe, Янош, - сказал человекоид. - Ahnenerbe.

- Понятно.

- Я рад. Прощай. - И он исчез.

Что же касается Конрада, то в тот день, о котором идет речь, он ужирался в приступе внезапной жалости по утраченному детству на какой-то свадьбе в ближайшей деревушке, где родичи одного из его нынешних дружков имели приличный кусок земли. День, о котором идет здесь речь, это был понедельник; праздник тянулся с воскресенья богатой поправкой головной боли; теперь же в темноте наступающей ночи, на поле боя остались немногочисленные потребители самых вульгарных напитков, ведь давным-давно все закончилось, кроме грязной чистенькой, то есть - банального картофельного самогона.

Конрад приподнял голову со стола и среди густых и жирных теней, плотно наслоившихся в углу сарая, увидал силуэт своего отца. Парень прекрасно понимал, что пьян, в жизни еще он так не напивался, как именно сегодня.

- Папа... - протяжно застонал он, одновременно неуклюже потянувшись куда-то в сторону, за бутылкой.

- Лучше возвращайся, Конрад, - сказал ему отец. - Возвращайся домой, мы тебя ждем.

- О Боже, папа...

Отец протянул ему руку - она вынырнула из темноты в бледный лунный свет словно из под поверхности какой-то темной жидкости.

- Возвращайся. Все уже будет хорошо.

Конрад упал с лавки, свалился на колени и начал блевать, горько скуля при этом.