Дорога из пепла и стекла (СИ) - Екатерина Витальевна Белецкая

— Решил водорослей немного взять, — объяснил он. — Тоже продадим. А сумка пригодится, надо купить танели.

— Это из-за нас, — покаянно вздохнул Скрипач. — Если бы не мы, каша бы так быстро не кончилась.

— Не говори ерунды, — поморщился Рифат. — Уже почти лето. Свежий танели всё равно пора покупать.

* * *

На варку липстэга ушло восемь дней, и эти дни, по словам Скрипача, получились просто волшебными. Главным волшебством оказался, разумеется, запах, потому что пах липстэг так, что хотелось съесть даже воздух, пропитанный его ароматом.

— Намазать на деревяшку, и сгрызть, — сказал Скрипач, когда Лийга на третий день варки открыла котел, чтобы закинуть очередной ингредиент. — Обалденно пахнет.

— И это мы ещё не доварили, — покачала головой Лийга. — Но на счет деревяшки ты прав. С липстэгом действительно можно съесть буквально всё. Сварим, дам попробовать. Если останется.

Скрипач, зачарованно глядящий на котел, кивнул. А потом облизнулся, но из-за маски этого никто не заметил.

Лийга в эти дни напоминала самую настоящую ведьму, правда, ведьму очень аккуратную и чистенькую. До варки она помылась сама, и велела тщательно помыться остальным, к травам и маслам разрешала прикасаться только ложками или щипцами, никаких рук, даже чистых; поверх скибов при подходе к печи полагалось надевать специальные накидки, а открывала котел только Лийга, не доверяя это больше никому. Причем открывала на секунды, чтобы добавить очередной порошок из перетертой в пыль травы, и тут же закрывала обратно.

— Липстэг — это отражение сердца природы, — говорила она. — Это всё самое лучшее, что способна дать здешняя земля. Мы собираем это лучшее, соединяем, и в результате оно умножается самое на себя, раскрываясь, как цветок. Одного кусочка липстэга, размером с зернышко рибира, достаточно, чтобы дать неповторимый вкус и запах целой большой кастрюле мяса или овощей. Одной капли будет довольно, чтобы придать аромат десяти мерам сушеного сыра. Его добавляют в масла, в бульоны, в тушения, с ним жарят и пекут, с ним делают хлеб, его даже добавляют в составы для пропитки дерева…

— Для чего? — удивился Скрипач. Лийга в ответ хитро улыбнулась.

— А чтобы в ресторане, где, например, из такого дерева сделан элемент стойки, покупали больше еды, — ответила она. — Ты пришел поесть, и в месте, где ты ешь, вкусно пахнет. Это будет влиять на то, сколько, и чего именно ты закажешь. Понял?

— Хитро, — покачал головой Скрипач. — А для людей липстэг тоже хорошо пахнет?

— Не так сильно, как для нас, но да, для людей он тоже ценен, — кивнула Лийга. — И они его тоже покупают. Насколько я знаю, обычно берут для подарков, причем начальству. Кто себе может позволить сделать такой подарок, конечно.

Ит, из-за того что был на костылях, принимать участие в процессе варки не мог — он боялся, что может оступиться, и как бы чего из этого не вышло. Но и ему, и Рифату, Лийга задание, разумеется, тоже назначила. В течение двух дней они сидели на улице, перебирая и сортируя сосуды для липстэга, их предстояло разделить на три группы. Первая — та, которая пойдет в дело сейчас, самые простенькие. Вторая — уже лучшие, для летней варки. И третья, в которую попали самые удачные сосуды, для осени.

Отобранные сосуды сперва проверяли на плотность прилегания крышек, потом мыли в кипятке, потом сушили под навесом, и относили в дом, расставляя там, где указывала Лийга. На дно каждого сосуда Рифат наносил маркировку особыми чернилами, тоже сделанными из трав, после этого пустые сосуды ставились в печь. От жара чернила схватывались, а сами сосуды стерилизовались перед раскладкой.

— Еще будут маркировочные ленты, — объясняла Лийга. — Но это я, как мастер, в последнюю очередь сделаю.

— А сладкую приправу когда будешь варить? — Скрипачу, разумеется, всё, связанное с готовкой, было более чем интересно, готовить он умел и любил.

— Вернемся из города, поставим зерно на первую порцию, — объяснила Лийга. — Зерно надо будет купить.

— Для чего? — не понял Скрипач.

— Смотри. Для сладкой нам нужна карамель. Её делают из проросшего зерна кинни и танели, — объяснила Лийга. — Кинни проращиваем, чтобы дал сахарные ростки, танели варим, соединяем ростки и вареный танели, заливаем водой, толчем, процеживаем, получаем основу. Потом основу варим, выпариваем воду, получается карамель. А в эту карамель добавляем то, что положено, и довариваем. Потом раскладываем, и…

— Снова едем в Анкун продавать, — закончил Скрипач, и ошибся.

— И ставим дозревать, — покачала головой Лийга. — А продавать мы это будем вместе с летним липстэгом.

— Сложно всё как, — вздохнул Скрипач.

— А ты думал, — хмыкнула Лийга. — Вообще, я очень не люблю, когда ругают народные искусства и еду. Это ведь наследие тысяч поколений, живших до нас, и придумано это отнюдь не просто так, и не случайно. Такие вещи, как липстэг, достойны, как минимум, уважения.

— Кто-то ругает? — удивился тогда Ит. — Но кто?

— Если ты что-то делаешь, всегда найдется кто-то, кто будет это ругать, — Лийга осуждающе покачала головой. — Даже если ты жизнь положишь на то, чтобы улучшить мир, обязательно отыщутся те, кто не пожалеют времени, чтобы… а, ладно, не хочу об этом. Давайте, наверное, про что-то попроще, — предложила она.

— Хорошо, — тут же согласился Скрипач. — Слушай, а с мясом липстэг, наверное, вообще бесподобно будет, да?

— Повара говорят, что да. Я не ем мяса, так что сама не пробовала, и сказать не могу, — ответила Лийга.

— А Рифат? — спросил Ит.

— Ты про мясо? Нет, не ест. Рыбу когда-то ел, потом перестал, — Лийга улыбнулась.

— Почему? — поинтересовался Скрипач. Ответ был важен, потому что этот ответ мог оказаться ещё одним подтверждением. И оказался.

— Святость жизни, — буднично пожала плечами Лийга. — Нельзя есть живое. Даже у рыбы, и у той есть разум. Даже самые маленькие домашние рыбки, и те учатся приплывать, когда ты их зовешь, постукивая пальцем по стеклу.

— Добрая ты какая, — ехидно заметил Скрипач. — А когда мы у Рифата подыхали оба, попросила, чтобы он тебя не впутывал.

— Да, попросила, — кивнула Лийга. — Но, замечу, есть я вас не собиралась. И убивать тоже.

— Вывернулась, — покачал головой Скрипач. — Ладно, ответ принимается. По крайней мере, пока.

— Ну, пока, так пока, — согласилась Лийга.

…Вечером, накануне отъезда, Лийга напекла в остывающей печи лепешек, и устроила дегустацию, которую все так ждали. Она налила в плошку масла, немного нагрела его, и добавила в это масло кусочек липстэга размером со спичечную головку.

— Приступайте, — велела она, отламывая кусок лепешки. — Скибы только маслом не перемажьте.

Предупреждение оказалось очень своевременным — потому что Скрипач, который мог действовать только одной рукой, не успел вовремя перевернуть лепешку, которую до того обмакнул в масло, и, не помоги ему Ит, украсил бы кафтан скиба несколькими жирными пятнами с