Зов Пятиликого. Эхо грядущей бури - Андрей Емелин

пассажиров, едва пришел в себя, плюнул, да сделал пару скупых глотков.

В полной мере проблемы с усталостью это не решило, но даже будь у меня при себе весь бочонок вина, я не представлял, что делать дальше. На пленника, с какой бы целью его ни волокли, аж на сами Алые острова, драгоценнейших напитков тратить никто не станет. Шанс того, что меня будут держать где-то неподалеку от Истока, тоже призрачно мал. Стало быть, почти опустевшим флакончиком мне отмерено время оставшейся жизни.

Корабль прибыл в порт Эсфахара ранним утром, пришвартовавшись к причалу. Прежде чем вывести пленников на берег, нас заставили помыться в большой лохани группами по четыре человека, давая на процедуру всего минуту. Затем связали за спиной руки и так поволокли к стоящим на пирсе экипажам с высокими кабинками без окон, выкрашенными в ярко-красный цвет.

Хотелось осмотреться, однако острова встречали нас плотным туманом, из-за которого даже сам город казался призрачным серым мороком, растворенным в белой мути. Чего уж говорить о знаменитых Кембрийских кряжах – величественных горах, пронзающих небо шпилями дворцовых башен. Они и вовсе не угадывались даже силуэтами.

Как только нас усадили в экипаж, один из пленников произнес:

– Хозяева дорог, мать их.

– Чего? – уточнил другой.

– Кибитки эти сраные. На похожих здесь благородных возят, только они еще выше. Двухэтажные, как дома. И что тем, что этим, полагается дорогу уступать, чтоб не задерживать, а если кто зазевается, так его непременно палками угостят. Оттого и название.

– Зато порядок, – хмуро подытожил третий.

Экипажи двинулись.

Мы и впрямь ехали без остановок, хотя и не быстро, но, когда звуки города начали стихать, а мостовая под колесами сменилась мощеной крупным камнем дорогой, возница погнал лошадей галопом. Держаться на узкой лавке, да еще и со связанными за спиной руками, стало непросто, к тому же мешала проклятая мистическая усталость, благо хоть успел допить остатки вина перед этапом. Лишь около часа спустя, темп движения снизился и, судя по наклону повозки, мы начали подниматься в горы.

До того, пока нас везли в корабельном трюме, постоянно слышались разговоры. Одни жаловались на судьбу, иные справлялись куда и для чего их тащат, строя самые невероятные догадки. Находились и те, кто убеждал, дескать, бояться не нужно, а, напротив, следует гордиться, что отобраны стать элитной стражей. С ними принимались спорить, но никто никого не мог переубедить.

Теперь же все сидели тихо. Лишь скрип колес да далекое завывание ветра провожали нас в неизвестность.

Из-за мистической усталости, которую тело безуспешно пыталось побороть, часа через два я начал задремывать. Уже сквозь сон послышался странный звук, напоминающий низкий ритмичный бой барабанов, отражающийся эхом от скалистых гор.

Открыл глаза и прислушался.

– Чего это? – проговорил один из пленников, прильнув ухом к стене кабинки.

– Встречают так, небось, – ответил ему другой.

Вскоре звук стал гораздо различимее и к нему добавился новый, тяжелый и мрачный – то ли утробное горловое пение, то ли похоже имитирующий его духовой инструмент.

Экипаж вдруг резко остановился. Раздались отрывистые выкрики. Через секунду отворились двери и нас начали грубо выпихивать наружу.

Мы находились на широком каменистом плато высоко в горах, где дымка тумана сменилась серостью низко висящих облаков. Всех пленников поставили на колени и велели прижаться головой к земле.

Бой барабанов, да горловое пение, напоминающее теперь исступленный хрип, звучали все отчетливее.

Наши конвоиры, между тем, вели себя беспокойно. Среди них было шестеро нильдхеймов и около дюжины обычных солдат в легких кожаных доспехах.

– Всем прижаться! Глаз не поднимать! – проорал один из солдат, и я склонил голову к серым камням вслед за остальными, однако постарался проследить за происходящим.

– Кто дернется, пристрелю из арбалета!

Вот к звукам неожиданно добавилось удивительно мелодичное женское пение. Нильдхеймы при этом попадали на колени, ухватились за головы и их тела забились от крупной дрожи.

– Глаз не поднимать, паскуда! – я получил удар дубинкой по спине и вжался лицом в камни.

Бом, бом, бом, бом – гремели барабаны, пение лилось подобно журчанию ручейка, по нелепой случайности оказавшемуся в недрах самых темных глубин царства мертвых.

Со стороны нильдхеймов послышался заливистый, будто у умалишенных, смех.

– Мара скельм Джаиле! – выкрикнул один из них и яростным ревом ему ответили полдюжины глоток:

– Эт тоед, мара!

На старом Ормадарском это означало: «Убивай врагов Истины! Не щадя, убивай»!

Женское пение осталось единственным из далекой таинственной песни. Но через секунды стихло и оно.

– Все по местам! – гаркнул конвоир и нас принялись заталкивать обратно в экипажи.

– Что это сейчас было за дерьмо? – ошарашенно пробормотал пленник, сидящий рядом со мной.

– Либо, нильдхеймы под чарами магии разума, – ответил я. – Либо очень сильно любят эту песню.

Сосед нервно усмехнулся.

– Это что же выходит? Мы скоро так же будем корчиться как припадочные?

– Вы да. А я не доживу.

Экипажи продолжили путь.

Через несколько минут послышалось, как с тяжелым скрежетом отворяются массивные двери, после чего мы остановились снова.

– Все на выход, юродивые. Приехали.

Нас выволокли наружу и, подгоняя короткими копьями, повели вдоль высокой стены из темного камня.

Мы уже находились внутри крепости, не выглядящей в чем-либо примечательно. Разве что постройки казались донельзя мрачными из-за цвета местной породы, да висящих в воздухе рваных клочьев облаков.

Широкий внутренний двор уставлен тренировочными чучелами, возле которых упражняются люди, пара небольших ристалищ у приземистого здания, стоящего особняком от остальных, да высокая цитадель, с острыми шпилями башен.

Нас отвели в постройку, как и прочие, примыкающую к замковой стене. Здесь за небольшим столом сидел лысый морщинистый старик, меланхолично выводящий вороньим пером какие-то записи в ветхой книге.

Один из конвоиров подошел к нему и что-то проговорил.

– Сколько? – кивнув, произнес старик на имперском.

– Двадцать три человека.

– Черт тебя дери! Барак на двадцатерых рассчитан. Снабжение опять же, амуниция, расписание. Тебе здесь что, дом милосердия?

– Думали помрет кто в пути, – пожал плечами конвоир. – С запасом брали.

– С запасом, я смотрю, тебя родили, – недовольно пробурчал старик, посидел немного, размышляя, затем поднялся и кряхтя удалился в соседнее помещение. Его собеседник тем временем обернулся да взглянул на нас недобро. Как бы не додумался сократить число пленников до необходимого прямо здесь и сейчас.

Через несколько минут старик вернулся в сопровождении крепкого мужчины в черном, подшитом мехом, дублете.

– Капитан Лорак, – почтительно кивнул конвоир, вытянувшись по стойке смирно, но вошедший не удостоил его вниманием.

– Опытные есть? – зычно бросил капитан.

Нас выстроили вдоль стены, и другой конвоир принялся рассказывать, сверяясь с мятым листом бумаги, о боевом