Андрей Саломатов - Чертово колесо

- Если ты ещё раз нажрешься во время работы, тебе придется потратить очень много денег на зубного техника, - бесстрастно проговорил Ломов. - Ты что, не понимаешь, чем мы занимаемся? Ты, бывший мент, не соображаешь, что будет, если мы проколемся? - Ломов медленно приближался к лежащему Мокроусову, и тот на всякий случай решил пока не вставать. Он лишь приподнялся на локте, провел рукой по разбитой губе и вытер окровавленную ладонь о брюки.

- Не пачкай портки кровью, придурок, - остановившись, сказал Ломов. И кто тебя только послал? Ты же завалишь все дело. Ладно, вставай, иди вниз. Протрезвеешь, мы ещё поговорим.

Мокроусов мгновенно поднялся, на секунду замешкался, а затем подошел к столику с выпивкой. Не выпуская Ломова из виду, он взял бутылку с водкой и на его удивленный взгляд виновато пояснил:

- Смочить. Кровь течет.

- Ох ты, несчастный, - неожиданно рассмеялся Ломов. - Решил обеззаразить рану? Чтобы не было заражения крови? Может тебя в больницу отвезти?

- Да ладно, Лом, - вполне трезво проговорил Мокроусов. - Меня не предупреждали, что надо будет закапывать. Не могу я трезвый жмуриков на себе таскать. - Он вылил в ладонь немного водки и приложил к кровоточащим губам. - Ты можешь, а я нет.

- А зачем же ты на это дело подписался? - удивился Ломов.

- Деньги нужны, - без обиняков ответил Мокроусов.

- Ладно, иди, занимайся делом, - примирительно сказал Ломов и уселся в кресло, откуда совсем недавно вытащил Мокроусова. - Мы привезли её дружка, Буздыря. Зараза, ну и фамилия. Смотрите, не показывайте ему девку. Устройте его в этой же комнатушке. Сделаете, позовете меня.

Мокроусов пошел вниз, и Ломов добавил ему вслед:

- Да, перетяните ему ногу повыше колена. А то ещё помрет раньше времени от потери крови. И водки дайте. Лучше говорить будет.

После того, как Мокроусов освободил каморку, Синеев втащил туда Буздыря, уложил его на топчан и приковал к трубе. Николай был очень бледным, тихо постанывал и все пытался найти для раненой ноги положение, при котором она бы не так болела.

Сделав свое дело, Синеев поднялся наверх, а Мокроусов, чтобы как-то задобрить Ломова, притащил в комнатушку стул и поставил его рядом с топчаном. Затем он сбегал на второй этаж, принес бутылку, в которой оставалось около двухсот грамм водки и попытался влить её пленнику в рот. Но Буздырь от боли так стиснул зубы, что вся водка пролилась на клеенку, которой был обит топчан.

- Пей, козел, - беззлобно проговорил Мокроусов. - Тебе же лучше будет. Это же обезболивающее. Пей, говорю. - Он ещё раз сунул горлышко бутылки Николаю в губы, и тот наконец раскрыл рот.

Буздырь глотал холодную водку жадно, как воду. Не открывая глаз, он тянулся к горлышку, словно теленок к вымени, хватал его губами и громко всасывал в себя обжигающую жидкость вместе с воздухом. Водка затекала ему под рубашку, но он лишь испытывал от этого облегчение.

Когда в бутылке не осталось ни капли, Мокроусов отставил её в сторону и с неподдельным участием спросил:

- Ну как, нормально? Говорить сможешь?

- О чем? - стуча зубами, едва выговорил Николай.

- Ну, это мы придумаем, о чем, - рассмеялся Мокроусов. - Если мало, могу ещё принести.

- Принеси, - после небольшой паузы попросил Буздырь. Он уже понял, что этот разговор может оказаться для него последним, и решил максимально облегчить себе оставшиеся часы, а может и минуты жизни.

Мокроусов снова поднялся наверх, сказал Ломову, что клиент готов, взял ещё одну бутылку и вернулся в каморку. Но напаивать пленника он не стал, а только поставил водку рядом с топчаном и удалился.

Ломов вошел в комнатушку, уселся на стул и закурил сигарету. Некоторое время он молча разглядывал администратора "Буревестника", а когда тот открыл глаза и страдальчески посмотрел на одного из своих мучителей, спросил:

- Ты-то зачем полез? Что, мало в своем ресторане накручиваешь? То, что в сумке, наверное не последнее?

- Не успел выйти... Вы же быстро... Совпадение... - тяжело дыша, ответил Николай. Из-за этой прерывистости фраз, Ломову показалось, что пленник бредит, и все же он поинтересовался:

- Какое совпадение?.

- Федор Иванович. Не знал, что он тоже...

- Тоже, - усмехнулся Ломов.

- Дай телефон, я отзову своих, - вдруг умоляюще попросил Николай. - Я сегодня хотел. Не успел.

- Да теперь уж мы сами отзовем. - Ломов достал из нагрудного кармана записную книжку администратора ресторана и спросил: - Кого будем отзывать? Телефоны здесь?

- Предпоследняя страница, - ответил Николай. - Три нижних номера.

Ломов открыл книжку в нужном месте, взглянул на ряды цифр и сказал:

- Фамилии тех, кто работает, давай. Зачем нам связные?

- Дай, я сам с ними свяжусь, - ещё раз попросил Буздырь. Николай догадывался, что выдав имена ребят, дежуривших у контрольных пунктов, он может сильно испортить им жизнь. Он даже подумал о худшем, но в нем ещё теплилась надежда на благоприятный исход, на то, что по старой дружбе Федор Иванович не даст расправиться с ними, а потому он отгонял от себя мысли о самом страшном.

- Давай, давай имена, - терпеливо уговаривал его Ломов. - И, если можно, поскорее, у нас мало времени.

- Свяжи меня с Федором Ивановичем, - заплетающимся языком сказал Буздырь. Он уже начал пьянеть и оттого почувствовал облегчение. Боль ослабла, страх несколько притупился, а главное, появилась ощущение, что все это какой-то нелепый кошмарный сон, который обязательно закончится пробуждением в собственной постели.

- Давай имена, свяжу, - ответил Ломов, и Николай тут же объяснил, где искать фамилии и адреса своих питерских сотоварищей.

- Остальных я не знаю, - закончив, сказал он.

Ломов пролистал записную книжку, попросил подтвердить те ли это фамилии, а затем поинтересовался:

- Остальные - это люди Владимира Алексеевича?

- Да, - кивнул Буздырь. - Он был в доле. Один бы я не потянул. Он взял Японию, Китай и Турцию.

- Они знают, что в "дипломате"? - спросил Ломов.

- Знают. Баксы.

- И все? Так это вы на баксы позарились? - не глядя на пленника, насмешливо спросил Ломов.

Только сейчас Николай понял, что дело гораздо серьезнее, чем он предполагал. Оказалось, что главным в чемоданчике были совсем не миллион долларов, а нечто гораздо более ценное. Это означало, что степень его вины вырастала до неизвестных ему пределов, а шансы на спасение уменьшались до минимума.

Как ему не было плохо, Буздырь удивленно посмотрел на своего похитителя и дрожащим голосом произнес:

- Я ничего не знал. Никто ничего не знал.

- Но теперь-то знаешь, - тихим проникновенным голосом проговорил Ломов. - Хочешь ещё водки?

- Свяжи меня с Федором Ивановичем, - вдруг страстно попросил Буздырь. - Пожалуйста! Мы с ним договоримся! Я знаю его лет десять... Ты же обещал.