Евгений Филимонов - Время льда и огня

При этом сообщении Норма даже остановилась совсем.

— Да-да, именно так обстоит дело. А после расконсервации ключ будут знать еще четыре человека — мы, Наймарк и Резковиц. Сама понимаешь, это уже не та надежность, которую обеспечил Бюлов, укрывшись здесь. Подумай и над этим.

Норма взмахнула капюшоном и, не отвечая, покатила дальше…

Когда мы вошли в операционную, Резковиц и Наймарк как раз закончили очередную попытку и теперь любовались успехом — бледной точечкой в переплетении горизонталей-вертикалей.

— Мозг активизирован, — заявил Наймарк, без особого, впрочем, энтузиазма. И затем — Резковицу: — А может, поставить дополнительные электроды на затылочную область?

Тот хмуро махнул рукой: давайте, мол, не помешают, — и Наймарк завозился с головой Бюлова, которая безвольно моталась на подушке.

— У меня все готово!

— Даю импульс! — тут же отозвался Резковиц, и я увидел — могу поклясться, что увидел, — мгновенную гримасу на лице Бюлова, насколько это можно было заметить под маской.

— Он скривил рот!

Наймарк продолжал смотреть на монитор, а директор бросил мне, не оборачиваясь:

— Это чисто рефлекторная реакция лицевых мышц. От электродов в ротовой полости.

И снова импульс. И опять — только деликатное вздрагивание светлой точечки, но тут же — энтузиазм: точечка вздрогнула, поползла самостоятельно. Безо всякого импульса она как-то совершенно естественно преобразовалась в тоненькую ползучую линию с пульсирующим утолщением.

— Есть! — обрадованно воскликнул Наймарк. — Активность низкая, но есть.

Они еще усилили импульс, и нитевидная линия явственно набрала толщину. «Только не перегнуть палку», — бормотал про себя Резковиц. Они с Наймарком работали на диво согласованно, и дело вроде бы шло на лад, поэтому мы с Нормой опять покинули операционную, уже по доброй воле, — чтоб не мешать. И как-то совершенно незаметно оказались в нашем гостевом номере, где — опять же как-то само собой — бросились в объятия друг друга и потом — ну это уж совсем непроизвольно — заснули…

22

Нежно забренчал бронзовый, под старину, телефон на прикроватном столике. Возможно, он звенел уже давно. Я взял трубку, стараясь не разбудить Норму резким движением. Звонил Наймарк:

— Петр, срочно сюда!

И бросил трубку. Я тотчас вскочил и, одеваясь на ходу, бросился полутемным коридором (ночь, дежурное освещение) в операционную.

В операционной на первый взгляд не видно было ничего нового, разве что увеличился беспорядок: шланги и провода валялись на полу, в стороне; — медицинский табурет на боку, разбито стекло предметного столика… Бюлов теперь уже в почти сидячем положении, мониторы, самописцы, капельница — словом, почти все то же, что мы оставили, уходя; только удары сердца стали куда реже и прерывистее, а ниточка на мониторе энцефалографа еле пульсировала.

— Он умирает, — констатировал Резковиц. Наймарк стоял рядом, опустив руки.

Лицо Бюлова, и до того не цветшее жизнью, теперь совсем посерело и покрылось бисеринками пота, его руки, покойно лежащие поверх зеленой хирургической простыни, время от времени вздрагивали. Дышал он прерывисто и с паузами, но дышал самостоятельно, хотя маска болталась рядом, наготове. И у меня мелькнула мысль: а стоило ли человеку предпринимать вот такие усилия, такие предосторожности, лежать мерзлой мумией десятки лет, чтобы потом, лишь слегка вздрогнув и вспотев, отправиться окончательно в мир иной…

Бюлов внезапно сильно дернулся и широко открыл глаза — я мог поклясться, зрачок реагировал! — но тут же снова закрыл, голова отвалилась набок.

— Агония, начинается агония… Мы делали все, чтобы его вытащить, — не удалось…

Я глянул на Наймарка со злостью. Они делали все, даже не подумав поставить меня в известность, — два великих медика могут не считаться с мнением какого-то ковбоя…

— Он что, погибнет все равно, какие бы меры вы там ни предпринимали?

Оба старца согласно понурились.

— Тогда вот как… Тогда введите ему что-нибудь возбуждающее. Лошадиную дозу! Наркотик, что хотите, быстро!

— Так он же погибнет! — брякнул было Резковиц, а Наймарк уже понял и тут же бросился к распахнутому настежь стеклянному шкафу.

— Амедрил, десять кубиков.

— Слушайте, Эл, — директор потянул за рукав Наймарка, уже набиравшего шприц, — это будет убийство, а не просто смерть на операционном столе… Вы готовы к такому?

— Отстаньте! За все, что здесь происходит, отвечу я… — Наймарк локтем оттолкнул директора и тут же ввел иглу глубоко в вену. Он выжал туда весь шприц, выдернул его и машинально протер уколотое место ваткой.

Некоторое время пациент оставался в том же положении, затем кожа его начала потихоньку розоветь — будто где-то в глубине тела зажигались крохотные лампочки, — а пот на лице исчез полностью. Вдруг он сделал рукой короткое хватательное движение и почти в тот же момент открыл глаза.

— Где я?

Голос у него оказался бесцветным и, так сказать, шершавым — да и каким может быть голос после сорока с лишком лет молчания! Вместо ответа я обернулся к нашим докторам:

— Сколько у нас времени?

— Минуты две, — сказал Наймарк, а Резковиц добавил:

— Если повезет.

Все это время Бюлов наблюдал за нами, следил глазами, не двигая головой, — зато руки у него вдруг заходили ходуном, так что Резковицу пришлось их придержать.

— Где я? — повторил он.

— Вы в лечебнице, у ледника возле Кении. Вас только что расконсервировали по распоряжению нашей душеприказчицы Эммы Рич.

Далекая тетушка! Я злоупотребил твоим именем. А по изможденному лицу Бюлова прошло что-то вроде улыбки.

— Эмма? — До него медленно доходило. — Эмма здесь?

У меня не было времени на лирику.

— Эмма поручила нам, — я неопределенно повел рукой вокруг, — получить у вас ключ обратного хода. Вы понимаете, что я вам говорю?

— Не очень… Эмма…

— Эмма далеко, об этом еще поговорим. Доктор, это крайне важно: назовите ключ. Он ведь только в вашей памяти!

Внезапно понимание, словно скальпель, прорезало вялую мимику Бюлова, он даже слегка повернулся ко мне:

— Я что, умираю?

Вместо меня отозвался вдруг Резковиц:

— Все может быть, доктор, риск есть… Лучше подстраховаться.

И тут вбежала Норма — полуодетая, растрепанная, гневная — и осеклась на полуслове, сразу поняв, что происходит. Она остановилась у дверей, не решаясь пока пройти дальше.

— Я что, вам совсем не нужна?

Бюлов снова упал на подушки и начал сереть, но при звуке женского голоса очнулся на миг и всмотрелся в смутную фигуру вне яркого конуса операционной лампы.

— Эмма!…

Пик его сознания уже проходил, он сказал еще несколько быстрых, бредовых фраз…