Александр Логачев - Красный терминатор, Дорога как судьба

Ага, вот кто-то заходит с улицы в вагон. Кто же это? А, баба со свертком в руках. Не повод для тревоги.

- Федор Иванович, - почему-то шепотом заговорил боец Раков, - а нужник наш ключик отопрет?

- Никанор Матвеевич убеждал - ко всем дверям подходит. Так, может, не закрыто? Подергай ручку.

- Подергаю. Я ж не к тому, Федор Иванович, что нужда одолевает, а к тому, что в нужнике по крайности спасемся. В смысле - отсидимся. Ежели какая сволочь на тамбур глядеть попрется.

- Молодец, Марсель Прохорович, о деле думаешь. Только у меня план отступления иной. Закрытый ватерклозет может кого угодно насторожить. Мы для верности опять сойдем на насыпь, там и переждем. Разве ты не приметил, что я дверь на улицу не запер?

- Не приметил, - искренне огорчился своей невнимательности Раков. Тревожные мысли голову мутят.

- Я надеюсь, наши друзья, если они вообще здесь, уже прочесали вагоны и теперь только следят за перроном, - решил подуспокоить Федор подчиненного. Ему, наверное, в таких передрягах доселе бывать не приходилось. Это только товарищ Назаров всю жизнь из передряг не выбирается.

- Я вот еще чем расстраиваюсь, Федор Иванович: а ежели нас... .

Слова Марселя Прохоровича потонули в протяжном паровозном гудке, заполнившем и переполошившем привокзальный мирок. По перрону заметались в поисках своих вагонов пассажиры, провожающие с испугом на лицах торопливо выскакивали из поезда, как из горящего дома. Паровозный свисток затих.

- Федор Иванович, - Раков ухватил командира за рукав. - Неужто отправляемся? Спасены! Спасены...

На миг обернувшись к подчиненному, Назаров чуть не присвистнул от удивления - по щекам бывшего официанта текли слезы. "Ишь как переживает",растрогался Федор.

Машинист дал второй гудок - еще более зычный и долгий, чем первый. Стоило ему прекратиться - лязгнули и прогрохотали по всей длине состава сцепления, людей в вагонах бросило назад. Сначала медленно, едва заметно, но с каждой секундой все убыстрясь, поплыли за окнами строения, предметы, люди.

- Поехали, товарищ Назаров! Всенепременно покатили! - Марсель Прохорович, не зная, куда деть свое возбуждение, пересекал маленькими шажками вдоль и поперек пятачок перед ватерклозетом, всплескивал руками, мотал головой. Неожиданно и стремительно он бросился в тамбур.

- Стоять! - среагировал Федор Иванович. Но не подействовало.

- Да что ж это такое? - Командир был вынужден последовать за подчиненнным и застал того прильнувшим к оконному стеклу.

- Бона они, Федор Иванович, смотрите! Смотрите скорее! - плюща нос о стекло, воскликнул не в меру растревоженный боец. Назаров направил взгляд поверх головы Ракова: отдаляющийся вокзал, продолжающийся перрон, спина человека в кожанке (так-так, похоже, их меры предосторожности были не напрасны), видна часть привокзальной площади с остановившейся на ней пролеткой, от которой по направлению к набирающему ход поезду бегут два человека. Первый из бегущих был одет в шинель без знаков отличия, но издали производил впечатление властного человека. Рядом семенил гражданин, памятный Назарову по вчерашнему вечеру - тот самый купчина Щукогонов, встреченный в пролетке.

- Они, они! Не догонят, не догонят! - Марсель Прохорович аж подскакивал от возбуждения.

- Это кто же такие будут-то? - поинтересовался Федор.

- Мучители мои, ни дна им, ни покрышки. Не знаю, какой черт им мозги запутал, что я у них...

Набиравший скорость поезд подпрыгнул на стыке, товарищ Раков прикусил язык (а может, сделал вид, будто прикусил). Фразу, по крайней мере, он не закончил...

* * *

Распрощавшись с Монастырском, бойцы теперь могли без помех и спешки выбрать подходящие места хоть в этом, хоть в других вагонах и отдыхать до самой Москвы. Они и выбирали.

Прошли два пассажирских отсека, где на верхних полках кто-то лежал, а на нижних громоздились мешки, тюки и коробки. У третьего Назаров и идущий следом Раков остановились. Здесь наблюдалась обратная картина: верхние полки заполонила кладь, на нижних восседали ее владельцы.

- Уважаемые! - Головы сидящих повернулись в сторону заговорившего. А заговорил с ними товарищ Назаров. - Верхние полки свободны? Можно на них расположиться? Будете вы на них спать?

Ответ взялся держать один - пожилой, благообразной наружности мужик.

- Доброго здоровья, служивый люд! Видать, в дальние края собрались. А нам тут недалече. Опускайте вещички с верхотуры, расставляйте их внизу. Ложитесь опосля, подремлите.

- Так помогли бы нам, дедуля, - встрял в беседу Марсель Прохорович. - А то не ровен час урон нанесем кутулям вашинским. Шмякнем, к примеру, об пол. Руки у нас некрепкие, уставшие от винтовок.

Дедуля добродушно согласился:

- Как не помочь! С превеликой радостью! Матрена!

Рыжеволосая, сумрачного вида баба поднялась со скамьи и стала деловито снимать мешок за мешком с верхней полки. Назаров и Раков помогали ей. И звучал дедулин говорок:

- Невестка то моя. А это сын мой, муж ейный. Вот и братец ейный с нами едет, Степаном кличут...

Оказавшись наконец на желанной полке, Назаров ощутил, что его тело и мозг просят о сне. Стук вагонных колес вторил им: "спи-поспи, спи-поспи..." Бороться с накатывающей дремой не было необходимости, и это радовало. Положив под голову сидор, накрывшись шинелькой, Федор растянулся, насколько позволяла длина его "кровати", и закрыл глаза.

"Где ж я только не спал, - подумал он вдруг. - Доводилось на каменном полу, на дереве, под дождем, в песках, сидя, стоя, под обстрелом, перед расстрелом, в том веке, в этом..."

- Федор Иванович! - позвали его от противоположной стенки. Назаров не без труда разлепил глаза.

- Дозволяется нам обоим соснуть? - вот что, оказывается, волновало бойца Ракова.

- Вполне, - выдавил Федор. Сон вновь смежил ему веки. Уходя во временное небытие, он увидел Ларису. Она шла по тропинке, вверх по зеленому склону, на ее округлых плечах мерно покачивалось коромысло с полными ведрами, из которых не выплескивалось ни капли воды...

"Спецвагон!" - неожиданно и тревожно пронеслось в его сознании. "При чем тут спецвагон?" - было его последней мыслью. Перед тем как он окончательно уснул...

* * *

- ...Церберомордое кривлянье карасей. Земля вертится вспять. Космогоническая перевертень, - вот что услышал товарищ Назаров, еще не открыв глаза, но уже проснувшись. После донесся смех. Федор приподнялся на локтях. Первым делом взглянул на часы. Так, дрых он, значит, пять часов с лихвой. Утомил славный город Монастырск, нечего сказать. Противоположная полка, на которой одновременно с ним погружался в сон товарищ Раков, пустовала. Федор свесил голову с верхнего яруса, дабы обозреть нижний. Внизу произошли существеннные перемены. Дедуля с родственниками напрочь отсутствовали. Новые люди обосновались на их местах. Баба в платке, сидящая на мешке и упирающаяся ногами в куль, рядом - миловидная девка, а около нее - ну конечно! - товарищ Раков, искоса, но нежно поглядывающий на молоденькую попутчицу, ее же взгляд был устремлен не на бравого бойца Красной армии, а на странную фигуру, расположившуюся напротив. Напротив вообще-то сидели двое: средних лет мужчина в картузе и эта самая фигура, являвшаяся долговязым, очень худым молодым человеком с изможденным лицом (Назаров невольно припомнил германский плен и такие же истощенные лица и тела). Спутавшиеся, давно не мытые волосы доходили ему до плеч, худобу не слишком успешно прикрывали живописные лохмотья, среди которых особенно выделялись заношенная зеленая куртка, формой и цветом напоминающая бутылку, и желтое кашне, завязанное на шее почти что морским узлом. Человек этот говорил, поочередно обводя сидящих взглядом небесно-голубых, широко распахнутых глаз: