Александра Маринина - Искатель. 1997. Выпуск №2

Раза два или три к Мавру заходил Сергей Петрович — старший тренер школы. Осмотрев жеребца, он проводил ладонью по его длинной сухой спине и дружелюбно говорил:

— Ну не косись ты на меня, как на черта. Ведь ты ж не злой, Мавр, ты умный.

Мавр всхрапывал, поворачивал голову, задумчиво смотрел на собеседника, но чувств своих никоим образом не выказывал. В эти минуты он полностью оправдывал свое грозное имя — Мавр. Стоял гордый и неподвижный. От этой неподвижности становилось страшно. Так велико было его внутреннее напряжение, что, казалось, еще секунда, и — он взбрыкнет, опрокинет, раздавит.

Тренер вздыхал, озадаченно крутил головой, говорил:

— Ну и характерец у тебя, дорогой. Скажи спасибо, что сумасшедших домов для лошадей еще не открыли, а то б ты точно туда загремел. Непременно б загремел!

Почувствовав, что его седлают, Мавр заволновался. Он возбужденно зафыркал, забил копытом, косясь на тренера желтоватым, сразу заигравшим глазом.

— Спокойно, Мавр, спокойно, — ласково проговорил Сергей Петрович, подтягивая подпругу,

Мавр прижал ухо и оскалился.

— Ишь ты, побегать захотел, — посочувствовал тренер. — Нет, брат, теперь другая работенка предстоит.

Очутившись на манеже, Мавр заволновался еще больше. Тренер вскочил в седло. Взяв правой ногой стремя, он привычным жестом уравнял пальцами повод и дал шенкеля. Мавр затоптался, как будто не зная, какой прежде ступить ногой, натянул поводья и вдруг рванулся, словно услышал удар колокола. Тренер осадил его. Не понимая, что от него хотят, Мавр нервно крутил головой. Ему снова дали шенкеля. И снова он ринулся как бешеный. Так повторилось несколько раз. Озадаченный, Мавр остановился, неожиданно подогнул передние ноги и, взбрыкнув, прыгнул в сторону. Наездник усидел. Тогда Мавр сделал вид, что заваливается на бок, чтобы затем внезапно вскинуть. Но удар хлыста охладил его. «Опытный жокей, не побалуешь», — решил он и начал быстро соображать, что же от него требуется.

Через несколько уроков Мавр точно и беспрекословно выполнял все команды тренера. Но только его. Стоило сесть кому-либо из учеников — все начиналось сызнова. Мавр взбрыкивал, поворачивал не туда, куда надо, делал вид, что устал, в общем, куражился. А если чувствовал малейшую неуверенность наездника, моментально высаживал его и, обиженно фыркая — не могли, мол, найти наездника получше, — убегал в конюшню.

— Ты брось у меня эти шуточки, — орал Сергей Петрович, усаживаясь в седло. — Вперед!

Мавр послушно шел вперед. Команды выполнял с таким рвением, что тренер только диву давался.

— Ну ты и хитер, каналья! Что ж делать мне с тобой прикажешь?

Мавр дружелюбно фыркал, качал головой и просил повода.

— Побегать хочешь? — спрашивал Сергей Петрович. — Ну давай побегаем.

Питал тренер слабость к бывшему рекордсмену и на все его чудачества смотрел сквозь пальцы. Только новичкам жеребца больше давать не стал: боялся, как бы чего не случилось.

— Мавр!

Голос прозвучал радостно и певуче. Так звучала река в детстве. Мавр непроизвольно оглянулся и так же непроизвольно подошел к протянутой мальчишеской руке. На ладони лежал сахар, Мавр проглотил его, снова уткнулся в ладонь и облизал ее. Она была теплая, мягкая, в белых подтеках застывшего сгущенного молока.

Мавр встрепенулся, поднял голову и удивленно посмотрел на мальчика — невысокого, рыжего, в рваном пиджачке, застегнутом на одну пуговицу. Он словно спрашивал: «Кто ты? Откуда?» Митька погладил его между ушами. Призывно и волнующе зазвенела река.

— Мавр, ты чемпион, и я чемпион… — Митька не врал. Он тренировался в обществе «Урожай» и весной впервые выиграл скачку с препятствиями.. — Но чтобы стать настоящим чемпионом, я должен еще много работать. Давай вместе?

Мавр всхрапнул, еще ближе придвинулся к Митьке, Он старался понять, чем от него пахнет. Но понять так и не смог, ибо не знал, что на свете существуют школы, чернила и вечные перья.

— А ты меня не сбросишь? — Митька в поисках сахара обшарил карманы. — Нет?

Мавр покачал головой и уткнулся в ладонь.

— Ну, вот и договорились. — Он обнял жеребца за шею.

Увидев эту сцену, Сергей Петрович тихо ахнул. Он не поверил своим глазам. Мавр, таинственный Мавр, мрачный и неприступный, как средневековый замок, позволил себя обнять. Да еще кому? Мальчишке, который и в седле-то толком не умел сидеть.

— Тебя что, медом намазали? — Сергей Петрович смущенно кашлянул.

— Сгущенкой, — хмыкнул Митька. И задумчиво добавил: — Он, наверное, без матери вырос.

Сергей Петрович неловко переступил с ноги на ногу:

— А все-таки странно.

— Что странно?

— Он никому такою не позволял.

Митька равнодушно пожал плечами:

— Вы мне разрешите поездить на нем?

Тренер поскреб затылок, взглянул на Мавра, уткнувшегося в руку мальчишки, и чужим, неприятным голосом ответил:

— Ну что ж, попробуй. Только будь осторожен. Он не любит плохих наездников.

— Мы с ним будем дружить, — сказал Митька.

Сергей Петрович возражать не стал. Повернулся и не спеша побрел на манеж. С любопытством подумал: «Неужели не сбросит?»

Все обошлось без происшествий. Мавр вел себя пристойно: длинно и пружинисто вышагивал, командовали — переходил на рысь, а в галопе был мягок и непринужден. Карие, чуть насмешливые глаза Сергея Петровича при виде такого небывалого события округлились и изумленно запрыгали.

— Двадцать лет при лошадях, а такого еще не видел, — шептал он. — Черт знает что! Наверно, на Северном полюсе медведь подох.

А Мавр продолжал удивлять зрителей. Все команды наездника выполнял легко и свободно, барьеры брал на одном дыхании. Митька торжествовал. Мавр, гордый и недоступный Мавр, слушался его малейшего движения, взмаха руки, голоса. И ни разу не попытался сбросить, как это он непременно проделывал с другими.

Сергей Петрович решил произвести небольшой эксперимент. Он подозвал одного из учеников и попросил минут на пять заменить наездника. Чуда не произошло. Мавр остался верен себе. Уже через минуту парень с виноватым видом валялся на земле, а Мавр, фыркая, боком удирал в конюшню.

Так началась эта непонятная для всех дружба.

Митька принял ее просто, без затей, не придавая ей особого значения. Он был великодушен и добр и, как все добрые люди, никаких других отношений, кроме товарищеских, не признавал, и очень удивился бы, если бы кто-то не ответил ему взаимностью.

Для Мавра все было сложнее. Мальчишка с певучим голосом напомнил ему детство, когда он, смешной и тонконогий, летал за матерью по прекрасному, манящему неизвестными запахами лугу. Порой эти воспоминания были так ярки, что Мавр, забываясь, начинал призывно ржать и бить копытом. Он звал мать, табун, он возвращал прошлое. Митька, чувствуя, что с жеребцом творится что-то неладное, нежно щекотал его за ушами, расправлял гриву, давал сахар. Мавр тыкался в ладонь, слизывал застывшую сгущенку, несколько раз звучно втягивал и выпускал воздух из напряженных ноздрей и замирал — весь во власти тревожных воспоминаний.