Наблюдатель - Роберт Ланца

и седину. А ведь на самом деле все это пребывает в суперпозиции. Относитесь к этому как к какому-нибудь старому граммофону. Прослушивание музыки не изменяет саму запись. Вы слышите ту или иную песню в зависимости от того, где находится игла. Это и есть настоящее, а музыкальные дорожки до и после этой песни – прошлое и будущее. Подобным образом каждое мгновение всегда пребывает в природе. Запись никуда не исчезает. Все «сейчас», как и все песни на пластинке, существуют одновременно, хотя мы можем воспринимать их только по отдельности. Именно эту суперпозицию имел в виду Эйнштейн, когда утверждал, что «различие между прошлым, настоящим и будущим – не более чем иллюзия, хотя и весьма навязчивая».

– Но… – начала Каро и умолкла, не зная, что сказать дальше. Барбара и Молли приводили те же аргументы, хотя и не столь тщательно сформулированные, и тогда она тоже не знала, что сказать. Вейгерт остановился и застыл на фоне океана, стоял, глядя на нее с таким волнением по поводу своих собственных объяснений, что ее захлестнула нежность к нему. Однако привязанность не могла заменить понимания.

– Взять хотя бы сны или эффект от наркотиков. Когда они происходят, вы являетесь единственным наблюдателем. Ваше сознание может конструировать реальность любым способом. Разве в ваших снах пространство и время не конструируются самым причудливым образом?

– Да, но ведь сны не реальны.

– Они не являются консенсуальной реальностью. Но они демонстрируют, как ваше сознание конструирует свое собственное время, будучи освобожденным от прошитых в мозгу алгоритмов. И это дополнительное доказательство того, что время – это эмерджентное свойство сознания – проще говоря, его порождение. А теперь перейдем ко второму закону термодинамики.

Каро надеялась, что он не попросит ее дать определение закона. Она была почти уверена, что он как-то связан с разложением, но совершенно забыла суть…

– Второй закон термодинамики, – продолжил Вейгерт и неторопливо двинулся вперед, плавно жестикулируя, – говорит, что при переходе энергии от одной формы к другой или при свободном движении материи энтропия в замкнутой системе возрастает. Различия температуры, давления и плотности выравниваются по горизонтали, эволюционируя к термодинамическому равновесию. Общая энтропия замкнутой системы ни в коем случае не может уменьшаться с течением времени.

Он повернулся к Каро:

– Иными словами, вода не может сама собой замерзнуть в ледяные кубики, вы не помолодеете, а Вселенная в конце концов остановится.

– Да, – сказала Каро, обрадовавшись тому, что наконец-то прозвучало что-то, с чем она может согласиться.

– Интересно также, что Людвиг Больцман, сформулировавший законы термодинамики, не верил, что энтропия доказывает существование времени. Используя статистическую механику, он указал, что существует огромное количество состояний, в которых эти кубики льда могут существовать, и почти все они неупорядочены. Полная энтропия. Состояние, в котором кубики льда вообще не тают, – это только одно из состояний, и статистически шансы наблюдать его бесконечно малы. Энтропия – это просто факт статистического поведения. Таким образом, мы видим множество неупорядоченных состояний, и алгоритмы в нашем сознании интерпретируют это как «время». – Он неожиданно лукаво улыбнулся. – Если, конечно, нетающие кубики льда не привиделись вам в результате приема каких-нибудь необычных грибов…

Каро смело поклялась бы жизнью, что Джордж Вейгерт никогда не пробовал никаких волшебных грибов и вообще ничего крепче аспирина.

Далее Вейгерт говорил о том, почему законов квантовой гравитации и декогеренции волновой функции, описывающей Вселенную, недостаточно для объяснения возникновения времени. Каро, которая никогда не предполагала, что квантовая гравитация может как-то объяснять время, совсем запуталась в терминологии. Она более-менее привела мысли в порядок, лишь когда Вейгерт подошел к концу, остановился и повернулся к ней.

– Итак, моя дорогая, теперь вы сами видите, что появление стрелы времени связано со способностью наблюдателей запоминать информацию о том, что они наблюдали. Для того, кто не имеет мозга – например, для камня, – времени вообще не существует. Время вообще понятие относительное – одно событие относительно другого. «До» и «после» не имеют смысла без связи с другим моментом. Таким образом, время требует наблюдателя с памятью, поскольку без этого у вас не может быть концепции связи, которая лежит в основе всей идеи «стрелы времени». Простой пример: звонит ваш мобильный телефон. Но звон не раздается до тех пор, пока вы не сравните его звук с тишиной за секунду до этого. Вы меня понимаете, Кэролайн?

– Не совсем, – призналась она и поспешила ухватиться за единственное из всего сказанного и что она могла, по крайней мере, представить себе: – У динозавров были мозги, верно? Пусть маленькие, но разве динозавры не были наблюдателями?

– Да! Они имели мозги и были наблюдателями! Динозавров я упоминаю лишь для того, чтобы проще обозначить геологическое время. Людям почему-то нравятся динозавры. Не могу понять почему, но так и есть. А по-моему – мерзкие твари. Вернемся еще дальше, к формированию Солнечной системы. Если бы не было сознательных наблюдателей – а их не было, – то ни Солнце, ни планеты не существовали бы. Физическая реальность начинается и заканчивается наблюдателем. Все остальные времена и места – это объекты, которые мы изобрели, служащие только для того, чтобы объединить знания в логическое целое в наших умах. Представьте себе глобус в классе – это всего лишь изображение мест, которые теоретически возможно посетить. До тех пор пока, скажем, Париж не стал объектом настоящего наблюдения, он пребывал в своего рода размытом вероятностном состоянии, которое мы обсуждали ранее. Неколлапсированная волновая функция. Париж, Солнце, Луна, окаменевшие останки динозавров – теперь они существуют в консенсуальной реальности, потому что сознание создало их. Коллапс волновой функции – это момент рождения материального объекта.

– Постойте, постойте, – перебила его Каро. – То есть не было ни Солнца, ни Луны, ни первозданной Земли?

– Теперь они есть. Геологическая реальность стала частью нашей консенсуальной реальности. Но она уходит вспять не далее, чем существует бытие, способное к наблюдению.

Каро попыталась выстроить свое возражение как можно более внятно:

– Но мы попали в замкнутый круг. Раньше ничего не существовало, потому что не было сознания, способного это наблюдать, и по этой причине не существовало реальности, в которой были бы созданы наблюдатели.

– Вы подбираетесь к главному вопросу, да?

А был ли у нее главный вопрос? Да. Он наконец-то сложился:

– Так откуда же взялось сознание?

– На самом деле вопрос немного глуповат. Поскольку понятия «до» и «после» не имеют абсолютного значения, независимого от наблюдателя, вопрос о том, что было «до» независимого наблюдателя, совершенно бессмыслен. Это все равно что спрашивать, что находится к северу от Северного полюса, или утверждать, что смерть – это состояние «быть ничем». Большинство людей действительно представляют смерть как ничто, но глагол «быть» полностью противоположен понятию «ничто»; с таким же успехом можно объявить, что