Оксана Аболина - Конкурс Мэйл.Ру

Стоило мне это подумать, как я очутился в огромной вытяжной трубе, в конце которой маячил свет. Да-да-да, всё так, как тысячу раз описано. Но где же мытарства, или они потом будут? Почему я так невнимательно следил за последовательностью того, что видит умерший, когда читал книги? Меня, как через шланг пылесоса, тянуло на выход, к свету, и когда я вынырнул, то очень удивился. Не таким представлял я себе Рай, будучи взрослым человеком. Все слишком буквально воспроизводило картинки, запечатлевшиеся в сознании с Воскресной школы, все было — как в детской Библии. Светящийся высокий забор, уходящий в обе стороны в бесконечность. Маленький старичок с добрым лицом и длинной седой, как у деда Мороза, бородой, в белой одежде, сидел у ворот со связкой ключей на поясе. «Апостол Петр», — догадался я и подлетел к нему поближе. Апостол читал толстую книгу и, слюнявя толстые пальцы, переворачивал страницы. Он не обратил на меня ни малейшего внимания. Я подождал, затем придвинулся ближе. У самых ворот я почувствовал, что меня неудержимо тянет пролететь сквозь них, но что-то останавливало, какая-то невидимая преграда как будто стояла передо мной.

— День добрый и Бог в помощь, — вежливо обратился я к апостолу. Старичок оторвался от книги, заложил в нее закладку, закрыл и внимательно посмотрел на меня.

— Здравия тебе, добрый человек, — ответствовал он мне.

— Скажи мне, могу ли я пройти вовнутрь?

— А ты и вправду этого хочешь? — ласково усмехнулся он.

Я вспомнил о Дашке и детях, но они были так далеко, и что я мог для них сделать? Чем помочь? Бог им поможет гораздо лучше, чем я. А мне, ну хоть бы у забора разрешили постоять — только не с этой, а с той стороны! Я чувствовал, что ради этого страдал и мучился все последние дни — только для того, чтобы сейчас в полной мере осознать и оценить, как мне может быть хорошо…

— Да, очень хочу, — твердо ответил я.

— Не спеши-не спеши, — предупредительно сказал старичок. — Разве тебе не о чем меня спросить?

У меня мелькнула снова мысль о Дашке и детях, но она была настолько слабой, что сразу исчезла, а мне вдруг захотелось узнать побольше о книге, которую читал старик.

— Ведь это Книга Жизни? — поинтересовался я.

— Ну да, — ободряюще улыбнулся апостол.

— И там вправду судьба каждого человека от рождения до смерти записана?

— Правильно, — подтвердил апостол.

— Тогда я хотел спросить тебя. Скажи, каким знаком препинания заканчивается жизнь человека?

Похоже, старик удивился. Он раскрыл рот и посмотрел на меня изумленным взглядом. Затем засмеялся:

— Ох, ты и вправду самый настоящий букварь…

— Нет, скажи мне, — упрямствовал я.

— А ты сам как думаешь?

— Не точка, этого не должно быть. Не многоточие, хотя и теплее. Запятая? Вопросительный знак?

Старик усмехнулся.

— Ну, взгляни, — разрешил он мне и открыл книгу наугад. Я посмотрел вовнутрь. Я увидел пылающую страницу, но постепенно на ней прорезались четкие красные буквы, смысла которых я не понимал, хотя очертания были знакомые — и смысл слов угадывался. «Это моя глава», — подумалось мне, но почему-то мне было неинтересно содержание собственной жизни, я быстро окинул страницу взглядом и увидел, что заканчивается она двоеточием.

— Вот оно как? — недоуменно спросил я апостола.

— А ты как думал? — сказал он мне. — И вот что, голубчик, ты мне зубы, пожалуйста, дружок, не заговаривай. Еще не твоя очередь. Подожди пока, подожди, пропусти вперед других. Всем вам так не терпится, понимаешь.

— И что же мне делать? — спросил я. — Здесь стоять?

— Нет-нет-нет, тебе пора проснуться. Открой глаза. Только тихо, слышишь меня, тсссссссс!!!

Я проснулся. Было темно. Что-то мягко закрывало мне рот. Я дернулся, что такое? Меня кто-то держал. Спросонок я не очень хорошо соображал и схватился за то, что зажимало мне рот. Это была рука человека. Глаза мои еще не привыкли к темноте и я не видел его, только услышал:

— Тихо-тихо, не шуми, тсссссссс!

ЧАСТЬ ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ

Несколько мгновений я пытался оторвать от себя руку человека, зажимавшую мне рот, но был еще слишком слаб, чтобы сопротивляться.

— Да успокойся же ты, разбудишь всех, не буянь, я друг, друг, не враг, — шепотом произнес незнакомец и, когда я вяло откинулся назад на подушку, убрал руку. Я вдруг понял, что если бы он и вправду был врагом, то спокойно убил бы меня и всю семью мою еще пять минут назад, в то время, когда я спал. Однако, он этого не сделал. Как он попал в квартиру? Неужели Цыпочка впустила? Ведь обещала вчера не высовываться из комнаты, пока ее не разбудит Дашка, клялась не включать свет, не ходить по квартире — неясно пока, следят за нами сатанисты, органы или еще Бог весть кто. Чем меньше передвижений можно заметить снаружи, тем лучше.

— Я подожду тебя на кухне, — по-прежнему шепотом произнес человек, чьи смутные очертания уже начинали выплывать из темноты и вдруг опять исчезли, растворились в ночной мгле. — Выходи, только не шуми, ради Бога.

Я медленно сел, спустил ноги с тахты, пошарил вокруг ногами, но тапок не нашел, видимо, Дашка убрала шлепанцы за ненадобностью. Зато я нащупал ноутбук, и хорошо, а то я совершенно про него забыл, и в темноте, вставая, обязательно грохнул бы. Я отодвинул его в сторонку, встал и, стараясь чтобы под руками была какая-нибудь опора, стал осторожно продвигаться к выходу из комнаты. К счастью, все крепко спали.

В коридоре света не было. Из кабинета доносился храп. Цыпочка издавала громогласные звуки в столь низких регистрах, что я даже удивился — всякого повидал, но не такого — ребенок ведь еще, к тому же девочка. Вот тебе и еще одно косвенное опровержение гипотезы Чарльза Дарвина: в какой такой природе могло выжить столь беспомощное существо как человек, которое опасностью во сне настолько пренебрегает, что сообщает о своем существовании всему окружающему миру вокруг, да и разбудить-то его при этом — поди попробуй? Однако, не похоже, что незнакомца впустила в квартиру Цыпочка. Откуда же он все-таки взялся? Странно стало как-то жить на свете: две недели назад я при появлении ночью у меня в квартире неизвестного человека испытывал бы совершенно другие чувства — сейчас я был беспредельно спокоен, хотя так ли уж беспредельно? Все-таки, потащился ведь еле живой на кухню? Вот и добрался до нее. Света на кухне не было. Я зажег его.

Спиной ко мне, около занавешенного окна, стоял высокий человек в черном водонепроницаемом плаще до пят, старомодной кожаной шляпе, тоже черной. Я сразу узнал его. Не знаю, почему. Не знаю, как. Я тяжело и болезненно осел на табуретку.