Джефф Вандермеер - Пиратское фэнтези

До конечной цели мы добирались три недели — и какие три недели! Сплошная вода и такое ощущение, будто вся прочая суша затонула.

— Свистать всех наверх! По правому борту земля! — закричала из «вороньего гнезда» наш впередсмотрящий, деваха по кличке Цинга.

Наш остров все приближался, северо-западный ветер нес нас прямехонько к Исла д’Оро.

— Бросай якорь! Шлюпки на воду! — хрипло проорала Энн.

На борту мы оставили двоих, а остальные расселись по шлюпкам и принялись грести к острову, который мерцал над океаном, как мираж, — точь-в-точь таким я увидела его под воздействием рома. Я свесилась за борт, опустила руку в воду, и волны ласкали кожу, а в прозрачной воде резвились желтые вуалехвостые рыбы и прозрачные медузы, помахивавшие щупальцами. Как только наша шлюпка подошла ближе к берегу, я прыгнула в воду и быстро поплыла — то баттерфляем, то кролем, торопясь поскорее добраться до вожделенной суши. И вот я плюхаюсь на песочек и поднимаю глаза к синему-синему небу.

Когда остальные высадились, мы все вместе помчались к пальмам на холме. Тяжело дыша, пробежали через каменное плато и поднялись на гору на северной оконечности острова.

— Там! — убыстряя бег, крикнул Джек.

— Вон там! Белый камень под красной скалой! — добавила Энн.

Мы яростно пустили в ход лопаты и кирки. Потели, пели и не утратили надежды, даже когда углубились на пять футов, но все еще ничего не нашли. Десять футов, и земля посыпалась комьями, а из ямы поднялась вода. И наконец что-то глухо стукнуло.

Вооружившись веревками и шкивами, мы вытащили из ямы ржавый железный сундук. Энн повернула ручку, нажала на три пластины, вделанные в крышку, и пнула замок. И крышка откинулась.

Сокровище! Наше, и только наше сокровище, прекрасное, великолепное, дивное! Оно лежало под землей в сундуке все это время и терпеливо поджидало нас. Изнемогая от вожделения, с пересохшим горлом, я пересчитала бутылки рома, поблескивавшие из темноты сундука. Команда воззрилась на нас, ожидая разрешения приступить к делу. Мы с Энн и Джеком благосклонно кивнули. Парни откупорили первую бутылку и пустили по кругу. Я наблюдала за ними с завистью, а когда очередь наконец дошла до меня, глотнула рому так жадно, точно лишь этот напиток, лишь он один на свете мог утолить мою жажду.

Джек собрал пустые бутылки, затолкал в них короткие послания, свернутые в трубочки, и по одной побросал все бутылки в море.

История перерезает веревку, соединяющую «тогда» с «теперь», и внушает нам, что прошлое слишком отлично от настоящего и потому нам его понять не дано. У нас отнимают наши истории, чтобы ослабить нас и заставить забыть, что мы боролись всегда. Но ром, благодатный ром, чудодейственный ром, возвращает нам память.

Представьте себе бунт на корабле, когда капитан слетел с катушек и вот-вот положит кого-то, кто вам по душе, может, парня, которого заставил вступить в шайку, — и тогда остальные ребята захватывают власть на корабле. В мире много прекрасного, и мятеж — одна из самых прекрасных вещей в мире.

Нам, конечно, повезло куда больше, чем историческим пиратам. У нас была возможность запастись питьевой водой, витамином С, провизией. Мы с Джеком и Мэри на этом настояли. Прочие сначала никак не могли взять в толк, к чему такая суета, но потом, когда они причастились рома и к ним вернулась память, они вспомнили цингу и тухлое мясо, которое пираты былых времен ели в темных трюмах, чтобы не видеть червей, и вспомнили чуму, которую заносили на корабли крысы, и то, как каждый день из тебя понемножку уходила жизнь от постоянного голода и жажды.

Странная это штука — вдруг обнаружить, какова твоя подлинная планида, удел, назначенный судьбой, или оказаться насильно втянутым в такую историю под давлением остальных, как в нашем случае. Наши друзья-анархисты нуждались в нас, потому мы и приплыли на Золотой остров.

Мы здесь, чтобы найти пиратские решения для пиратских задачек, говаривал Джек, ну что ж, скажу я, определение не хуже любого другого. Мы приручили красноклювых ворон и надрессировали их предупреждать нас о приближении чужих судов. Мы тайком подключились к транскарибскому кабелю и сделали от него пиратскую отводку, чтобы установить связь. Мы по кусочкам составляли программное обеспечение, добиваясь реакции такой же надежной, как наша якорная цепь. Мы готовили все, что только могли поймать, — даже крошечных кальмаров. Мы грызли галеты.

Времени отчаянно не хватало. Я могла кодировать двенадцать часов кряду и лишь чуточку приблизиться к цели. Мы все продвигались медленно, это было как плыть против течения.

Как-то раз я сидела у костра и задумчиво пересыпала песок в пальцах, а сама смотрела на воду. В голове мельтешили цифры, сердце точил страх: никогда, никогда у меня ничего не получится. Шальная запятая способна разрушить многодневный труд. Рядом со мной сидела Мэри. Короткие ее волосы успели отрасти, отчего в ней прибавилось девчачьего, но и свойственной ей потаенной хищности она не утратила. У Мэри всегда такой вид: мол, я, конечно, белая и пушистая, но зубки и коготки у меня наготове. Очень аппетитный вид, так бы и съела. Джек стоял неподалеку, трепался с близнецами — Грогом и Кортиком, но сам все поглядывал искоса в нашу сторону голодными глазами. Я уставилась на него в упор и не отводила взгляда, пока он не покраснел и не отвернулся. Знаю, Джек, что творится у тебя в голове — бродят там грязные мыслишки, — прочитать их легче легкого, все равно что порнокомикс.

Дред вальяжной походочкой двинулся по пляжу к сундуку с нашим сокровищем, склонился над ним, и длиннющие ямайские косицы, от которых и возникло его прозвище, рассыпались по загорелой спине. Он откупорил бутылку рома. Тут же, как по сигналу, подтянулась вся наша команда. И все, как один, изображали, будто, в сущности, им начхать на ром и никто не изводится от мысли, кому же достанется косточка на дне. И все мы притворялись. Мы были одержимы ромом. Осьминог передал по кругу блюдо с вялеными рыбешками.

Плюх, плюх, плюх. Волны разбивались о песок, и каждая следующая подползала ближе предыдущей — начинался прилив. Зрелище это напомнило мне о спирали истории, о том, что все в мире повторяется, но с небольшими разночтениями, и вот они-то и меняют мир.

Рыжий ухватил гитару и забренчал какой-то мотивчик, путаный, обрывочный, — не мелодия, а месиво аккордов. Играя, он жевал кончик своей рыжей бороды. Я глотнула рому и передала бутылку дальше. Косточка досталась Бешеному Кашалоту, и он медленно разжевал ее, глядя в никуда. От рома вся реальность искажается, но косточка выворачивает душу наизнанку и необратимо меняет ее.