Пэт Мэрфи - «Если», 1997 № 03

Джоанн усадили на бархатную обивку. Хлопнула дверца, и она ощутила неистребимый запах новой машины. Новые хлопки дверями, движение обивки слева от нее под чьей-то тяжестью, негромкое гудение — и инерция заставила ее откинуться. Машина набирала скорость. Несмотря на звукоизоляцию салона, в него проникали шумы, подсказывающие, что они движутся в потоке транспорта.

— В имение, Баадек! — отдал Тора Кия лающий приказ.

— Ваш родитель велел мне завезти эти записи…

— Вернешься в город и завезешь. Сначала доставишь в поместье этого… нашу гостью.

Оба существа, находившиеся в машине вместе с Джоанн, умолкли. Шум прочего транспорта пропал, у Джоанн заложило уши: не иначе, они ехали куда-то вверх, хотя и по хорошей дороге, если верить мерному звуку. Определенно, их путь лежал в горы.

— Молчишь, землянка?

— Я подумала, Тора Кия, что вы не одобрите, если я буду навязывать вам беседу.

— Ммм…

Еще какое-то время они ехали молча.

— Ваш родитель, Тора Кия, как будто не так пылает ненавистью, как вы.

— Мой родитель! У него все конечности на месте. Для Торы Соама война — гигантская головоломка, увлекательная задачка. Родитель, по-моему, наслаждается ее масштабами и сложностью. Вы и я — всего лишь два параметра среди триллионов, из которых состоит головоломка.

— Сколько в вас горечи!

— А говорят, что вы незрячая!

Казалось, они забираются все выше; дорога отчаянно петляла. В машине опять повисло удушливое молчание. Потом в ноздри Джоанн ударил запах «пастилки счастья», и драк по имени Баадек не выдержал:

— Кия, ваш родитель…

— Следи за дорогой, Баадек! Вот когда Тора Соам опустит топор мести на наших врагов на Амадине, я приму во внимание его мнение. — В машине по-прежнему так же сильно пахло. — Ну, и уродливы же вы, землянка!

— Меня бы это больше заботило, Тора Кия, будь у меня зрение.

Драк засмеялся; запах усилился.

— Что верно, то верно: война поиздевалась над нами обоими. Ваша жизнь зависела от ваших глаз? Мне бы искренне хотелось, чтобы это было так.

— Почему?

— Желаю эквивалентности в страданиях.

— Мне приходилось видеть воинов-драков с искусственными конечностями. Кажется, они воевали не хуже остальных.

— Да, поджарить человека куда легче. Но беда в том, Джоанн Никол, что я — музыкант. Если наш Флот и заплатит за протез, которым можно украсить эту культю, приучить его к струнам тидны все равно не удастся.

Тидна — инструмент вроде арфы…

— Мне очень жаль.

— Заплатить одной жалостью — значит дешево отделаться. — Пауза, еще одна волна резкого запаха. — Баадек! Останови здесь!

— Тора Кия, ваш родитель шкуру с меня спустит, если только узнает…

— Останови здесь, презренная плесень, не то я оторву тебе башку!

Машина остановилась. Джоанн услышала, как открывается дверца со стороны Тора Кия; в салон дохнуло ледяным холодом. Драк потянул ее за левую руку.

— Пойдемте со мной, Джоанн Никол.

Она переползла на его сторону, спустила ноги и оказалась по щиколотку в снегу. Тора Кия поволок ее за собой; в снегу утонула сначала одна сандалия, потом другая — и она осталась босой.

— Баадек! Заглуши мотор.

Как только стихло мерное гудение мотора, ветерок донес до слуха Джоанн причудливую музыку, доносившуюся откуда-то снизу.

— Внизу, в долине, находится мой ковах.

Они молча слушали музыку. Ей казалось, что в ноги вонзаются острые ножи.

— Тора Кия, я замерзла.

— Как и вся Вселенная. — Ветерок донес до нее все тот же знакомый острый запах. — Взять хоть моего родителя. Вы, наверное, воображаете, что он испытывает к вам чувство благодарности за то, что вы вытащили Сина Видака из топки?

— Тора Соам сам мне…

Смех Тора Кия был еще более красноречивым, чем его слова.

— Тора Соам бесчувствен! Овьетах талман-коваха станет держать вас У себя в имении в качестве диковины и объекта для экспериментов. Син Видак — просто повод, которым воспользовался мой родитель, чтобы приглашение выглядело оправданным в глазах… Аааа!

Сильная рука отвесила ей пощечину, опрокинув на снег. Перед ее незрячими глазами заплясали геометрические фигуры, снег обжег лицо. Где-то вдалеке хлопнула дверца, послышались мягкие шаги. Чья-то рука приподняла ее, извлекла из снега.

Джоанн отбросила сердобольную руку, села и отерла снег с лица. В воздухе все еще висели тоскливые звуки доносящейся снизу музыки, когда она услыхала негромкий голос Баадека:

— Позвольте попросить вас об одолжении, землянка. Если вы пойдете мне навстречу, я навсегда останусь у вас в долгу.

Он подхватив ее под мышки и поставил на ноги. У Джоанн по-прежнему от снега и от пощечины горело лицо.

— Многого ли стоит должник-драк?

— Тора Кия — продолжатель рода Тора. Его поведение — позор для его родителя. Я прошу вас хранить молчание о его поступке.

Джоанн махнула рукой в ту сторону, где, по ее мнению, стояла машина.

— Во-первых, выведи меня из снега, во-вторых, найди мои сандалии, в-третьих, я подумаю.

Баадек повел ее к машине, но она вдруг остановилась как вкопанная.

— Но учти одну вещь, драк: если эта куча киз еще раз поднимет на меня руку, я вырву у него последнюю клешню и запихну ее ему в глотку!

— Теперь Кия не надо опасаться. Кия уснул.

— У меня болят ноги. Мне холодно!

Баадек, положив руку девушки себе на шею, взвалил ее на спину. По пути к машине, он бормотал:

— Во всем виновата война. Война все изменила.

Джоанн было слишком худо, чтобы отвечать. Ее положили на сиденье машины и захлопнули дверцу. Еще один хлопок — и машина, ожив, запетляла дальше. Прошло немало времени, прежде чем Тора Кия зашевелился.

— Опять вы… Платье мокрое, рожа красная… — Салон в очередной раз наполнился резким запахом.

— Забыли? Это вы меня ударили.

— Ударил? — Запах усилился, голос стал трудноразличимым. — Жалко, что не убил.

В следующую секунду Джоанн услыхала звук, которого раньше не слышала — храп драка.

— Баадек?

— Что, землянка?

— Меня зовут Джоанн, фамилия Никол.

— Что, Джоанн Никол?

— Почему Тора Кия принимает наркотик?

— Многие бойцы тзиен денведах, воевавшие на Амадине, делают то же самое. Тора Соам этого не одобряет.

Джоанн подняла ноги на сиденье и потерла ступни. В следующую секунду она почувствовала направленную на нее мощную струю теплого воздуха; совсем скоро ноги стали совершенно сухими и теплыми.

— Спасибо, Баадек.

— Когда мы приедем в имение, то сначала остановимся у ворот, и я принесу вам сухое платье.