Леонид Каганов - Дай бог каждому

Закусывать я пока не стал, а налил следующую:

– После компьютера, Гейтс, мы с тобой помянем телевизор и кино. Ты меня слушаешь вообще, морда? ТВ и кино – тоже экраны, которые созданы световыми людьми для световых людей и больше ни для кого. И пусть они не всегда умно смотрелись, но… – Я махнул рукой. – Прощайте, экраны!

Закусив сыром, я немного посидел на табуретке, наблюдая, как Гейтс шумно лопает. Тоска не проходила. Наоборот – усиливалась. Я налил следующую рюмку.

– Слышишь, Гейтс! Хватит жрать! Жрать хватит, говорю! – Я потыкал в него тапочком, и Гейтс обиженно мяукнул. – Вот так-то. Ты знаешь, что такое общение, Гейтс? Что? Ну-ка отвечай! Мяу? Нет, брат лохматый, не мяу. Общение – это почта: бумажная, электронная, сообщения всякие, SMS… Что, Гейтс? Мяу?.. Ну… – Я шмыгнул носом. – В чем-то ты, конечно, прав. Мяу наше с тобой звуковое – конечно, тоже общение. Хоть какое-то общение мне оставили, и то спасибо… Вот только твое «мяу» недалеко полетит. А чтобы далеко полетело, да в любую щель просочилось, придется твое «мяу» записать буквами. Хоть на время. А вот с буквами у меня теперь полное мяу… Брайль – плохая замена Кириллу и Мефодию. – Я взмахнул рюмкой так, что водка плеснула через край. – Прощайте, буквы, прощай, общение!

Закусив сыром и заставив себя разжевать стальной кусок хлеба, расцарапавший мне все небо, я повернулся к Гейтсу:

– За транспорт мы пить будем, Гейтс? За машину, которую мне не водить? А за работу, за мою профессию? Или мы уже пили за компьютер? – Я вздохнул, а Гейтс зевнул. – Да, с логикой у меня что-то плохо. Вот так и теряются профессиональные навыки… Нет, надо выпить. Прощай, транспорт! Прощай, работа!

Я встал, походил по кухне, порылся в холодильнике, но там больше ничего не было, кроме сырой картошки, разложенной по полочкам рукой Аллы… Я вздохнул и нежно положил руку на одну из картофелин, ожидая, наверно, почувствовать остаток тепла ее руки. Разумеется, картошка была ледяной, да еще и сырой на ощупь. Пора. Надо было за это выпить в первую очередь, да все у меня так. Я налил рюмку.

– Ты уж извини, Гейтс, за женщин я выпью без тебя. Без лишних слов, – я поднял рюмку, – за женщин. За любовь. За Аллу. За праздник тела и бархатную кожу. А не багровые пульсирующие кишки, которые мне подсунули взамен. Прощайте, женщины, прощай, любовь!

Не успел я запихнуть в рот кусок сыра, как в прихожей заполыхал звонок. Я сразу понял, что это вернулась Алла, и бросился к двери так быстро, что меня немного занесло и протащило плечом по стенке коридора. Но за дверью стояла Андреевна.

– Вот вижу, снова свет горит, дай, думаю, зайду! – начала она бойко.

– Честно говоря, занят, – сообщил я, проклиная себя за то, что не догадался проверить выключатели после ухода Аллы. – Кота своего воспитываю…

– А я ненадолго. – Андреевна попыталась вползти в дверной проем, но я держал оборону крепко, и она отступила. – Что ж ты, Саша, меня так подвел, а? Васятка-то с женой уверены, что это я тебе рассказала, как он твою машину мял! Ох, ругали меня вчера… Думала, убьют. Разве ж я тебе рассказала, а? Совесть бы поимел?

– Ольга Андреевна, а… собственно, что я сделать должен?

– А ты подумай!

– Что-то я совсем не соображаю, что вы хотите…

Андреевна принюхалась и нахмурилась.

– У-у-у-у… Так ты пьяный, я погляжу?

– Извините, Ольга Андреевна. – Я старался выговаривать слова как можно точнее. – У нас с котом важный разговор, поэтому я бы хотел…

– Ладно, последний вопрос, – неожиданно потупилась Андреевна и перешла на шепот. – Саша, вот ты экстрасенс… У меня к тебе дело. – Андреевна полезла за пазуху, достала что-то невидимое и развернула ко мне, старательно закрывая левую часть ладонью. – Вот фота. Сюда не смотри, не смотри, кто тут сбоку сидит, тебе знать не надо. Смотри по центру: это – я на ней. А это – она подо мной. Запомнил ее?

– Кого?

– Ее. Скамейку у подъезда. – Андреевна многозначительно погрозила пальцем, спрятала снимок и вздохнула. – Стырили скамеечку, стырили. Ты б смог ее по фотографии найти?

– Ольга Андреевна, кто вам сказал, что я экстрасенс?!

– Так весь дом уже знает! – лучезарно улыбнулась Андреевна. – Ну, ты про скамеечку-то подумай пока, я не тороплю, а вот еще дело, может, для тебя попроще… – Андреевна воровато оглянулась, жестом попросила меня нагнуть голову и зашептала в ухо: – В сороковой квартире у нас живут армян с армянкой и младенец ихний. Армян шофером работает, а армянка медсестрой в нашей поликлинике. А кажную ночь там у них по полу – стуки. Туту-ту-бух! Туту-ту-бух! И я говорю точно: завод там у них, и варят они этот… иксоген!

– Это вам в милицию надо, – строго сказал я.

– Ходила! – замахала руками Андреевна. – Не слушают! Вот если б ты глянул насквозь, а?

– Да не умею я насквозь глядеть! – возмутился я.

– Тс-с-с! – Андреевна заговорщицки мне подмигнула. – Полная тайна!

И я сдался.

– Кстати, Ольга Андреевна, а кто подо мной живет?

– Ковальчук, – отрапортовала Андреевна. – Только она в Рязани у сестры. А в квартиру ходит ейная внучка пылесосить. А что?

– Не нравится мне эта квартирка, – вздохнул я.

– Наркоманы, – кивнула Андреевна. – Известное дело. – Она вдруг подобралась. – А что? Опять они там собрались?!

– Угу, – кивнул я, чувствуя себя то ли разведчиком, то ли предателем.

– Батюшки! – охнула Андреевна и приложила руку к сердцу. – Пойду приму меры и валидол.

Андреевна ушла, а я потушил свет, запер дверь и вернулся на кухню. Гейтса нигде не было. Я налил рюмку и сел.

– Гейтс! За что мы пили? Ау?

Гейтс тут же выпрыгнул из-под стола, вскочил на табуретку передо мной и облизнулся.

– За что мы пили, спрашиваю? Отвечать!

– Помина-а-али! – ответил Гейтс, зевнув во всю пасть.

У него получилось скорее «поми-мяу», но я расслышал.

– Поминали… – кивнул я. – Поминали, чего я лишился. Ну, значит, теперь праздновать будем, что я нашел… А что я нашел, Гейтс? Профессию экстрасенса? Создадим с Андреевной следственную бригаду? Буду следить за соседями и подглядывать за наркоманами? Или вон генерал предлагал – стены просматривать, прежде чем сверлить. Тоже работа. Ну, – я поднял рюмку, – здравствуй, профессия экстрасенса!

Закусив последним кусочком сыра, я встал и подошел к окну. Ночной город светился ровным белым шумом. Шумом, который за эти четыре дня уже пропитал меня насквозь и вызывал лишь приливы тошноты. Или это водка? Я налил еще рюмку.

– За шум? – спросил Гейтс.

– За шум, – кивнул я. – Разноцветный шум днем и ночью, от которого нет покоя. Здравствуй, шум!

– Закусывай, закусывай. – Гейтс кивнул на хлеб.