Далекое лето - Ся Цзя

– Не бойся! – Ты загородил меня своим телом. – С чего это ты так струсила?

Ты-то, конечно, по-прежнему ничего не боишься.

Когда петарды взорвались, вокруг воцарилась тишина, но эхо ещё отдавалось в ушах. Ты наклонился перед надгробием, трижды поклонившись, и я тоже склонила голову.

– Ну, мы пошли, мам, – тихо произнёс ты. – Больше не вернёмся, так что ты сама как-нибудь, береги себя.

Мы съехали с горы и притормозили на опушке леса.

– Куда дальше? – спросила я.

– Хочу прогуляться по городу.

Мне как раз хотелось того же.

Вечернее небо прояснилось, редкие облака медленно уплывали, как пёрышки. Мы шли бок о бок, в одном ритме, шум наших шагов сливался в единое звучание. Куда бы мы ни пришли, ты начинал что-нибудь рассказывать:

– А на этой улице раньше была кондитерская, маленькая такая, кажется, уже переехала.

– Это большое дерево, я в детстве часто сидел на нём, видно было далеко-далеко, до другого берега реки.

– Здесь старый колодец. Вода в нём ледяная. В детстве все говорили, что в нём водятся призраки.

– А это дом, где я раньше жил.

– Тут детский сад нашего городка, куда я ненавидел ходить – другие дети со мной не играли, а учительница меня не любила, считала меня проказником.

– Здесь была книжная лавка, где давали комиксы напрокат. Я, бывало, читал по тридцать книжек за день.

– А это начальная школа. Я в начальной школе не учился, пару лет учился дома, а потом сразу поступил в среднюю школу.

– Это Дворец молодёжи, моя мама раньше тут преподавала фортепиано.

Не заметили, как прошли большую часть городка.

– Как же здесь тихо! – сказала я.

– Да, и время тянется медленно-медленно.

Мы прошли через мост и остановились на вершине склона. Вдалеке вода в реке блестела на солнце. Совсем как двадцать лет назад, почти ничего не изменилось.

Мы перешли мост, прошли ещё немного, пока не оказались на краю косогора. Вдалеке вода в реке блестела на солнце. За двадцать лет почти ничего не изменилось.

– Этот косогор… – начал ты, но, помолчав немного, вдруг улыбнулся и сказал: – Пошли к реке.

Закат медленно скользил к другому берегу, оставляя наши тени позади – две тонкие длинные фигуры. Я обернулась, глядя на пройденный путь, и взглянула вперёд. Всё осталось таким же, каким запечатлелось в памяти, только теперь ты рядом ослепительно сиял наваждением.

Река громко журчала, на берегу зеленела трава и белел камыш, покачиваясь на ветру. Мы сели на траву, ты достал сигарету, закурил, и дым, окрашенный в золотисто-красный цвет, поднимался в воздух, завиваясь против света.

Невесть откуда раздался звук, похожий на кошачий плач.

– Тебе нравится эта река? – спросила я.

– Не знаю. Иногда нравится, иногда надоедает, а иногда… даже не знаю, как описать. Вот смотришь, как она течёт, и не важно, сколько лет прошло, а она всё равно течёт. А ты приходишь и уходишь, но для неё это вообще ничего не значит. Она просто течёт и в мгновение ока забывает про тебя.

– Как время.

– Да, как время. – Ты кивнул. – Ты никогда не сможешь войти в одну и ту же реку дважды.

– Даже один раз не получится.

Солнце, наконец, село в реку. Небо стало золотисто-оранжевым, розовым и фиолетовым, потом облака начали рассеиваться.

Когда стемнело, мы вернулись в город и зашли в ближайший ресторан поужинать. Ты заказал рыбу и стал с чувством мне её расхваливать.

Эта рыба живой варится в речной воде, мясо такое белоснежное, на вкус свежая-свежая, а уха густая, как молоко, с горкой зелёного лука сверху.

– На вкус совсем как раньше, – довольно заметил ты.

Я вдруг поняла, что уже и не помню, какой эта рыба была на вкус раньше.

Наевшись, мы решили заночевать в гостинице. Комната оказалась узкая и тесная, зато из окна открывался вид на Дворец молодёжи. Ночью он казался размытым. Только одно окно ещё светилось одинокой звездой.

Я сидела на подоконнике, обняв колени, и смотрела в темноту. Ты вышел из ванной, полотенцем вытирая капли воды на волосах. Я указала тебе на тот огонёк. В ночном воздухе смутно витала знакомая мелодия, словно кто-то жалобно плакал.

– Ха, надо же, кто-то там ещё торчит, – с улыбкой сказал ты, открывая банку с холодным пивом.

Это было окно класса игры на фортепиано.

– Ты в детстве туда ходил? – спросила я, и мой голос слегка задрожал.

– Нечасто, – ответил ты. – Как-то не нравилось мне это место. Все эти родители, которые отправляют туда детей, притворяясь, что там их чему-то учат, а кто-нибудь хоть раз спрашивал детей, что им на самом деле интересно?

– Ты учился играть на фортепиано?

– Не-а, у меня и интереса особо не было. Но если бы захотел, то легко научился бы, просто не хотел. Теперь, понятное дело, в курсе, что у меня это было что-то вроде подросткового бунта.

– Ни одной мелодии не умеешь играть?

– Так, простое что-нибудь умел, но давно забыл, – сказал ты.

В груди у меня как будто что-то кольнуло, стало трудно дышать. Я выхватила у тебя банку с пивом и залпом выпила. Холодная горькая пена скользнула по языку, временно утихомирив вкус крови в горле.

– Что, напиться хочешь? – усмехнулся ты.

Я снова сделала большой глоток и, повернувшись, глянула в окно. Ватага ребятишек пробежала по улице со звонким смехом.

Ты больше не говорил, просто молча стоял рядом.

Мгновение, и одной банкой пива стало меньше, и мир стал размытым, словно глаза затянул лёгкий туман.

– Всё выпила? – спросил ты.

Я кивнула.

Ты выхватил пустую банку и выбросил её в окно. Горячие пальцы сжали мои запястья, и ты, прижав меня к стене, поцеловал.

С улицы ещё доносились радостные голоса, где-то даже запускали фейерверки, яркими вспышками они расцветали в ночи, и искрящийся свет заливал всю комнату, а на выцветших стенах плясали тени. Я крепко держала тебя за плечи, боясь, что если отпущу, то потеряю. Прошлого и будущего уже не было – только этот момент существовал в вечности.

А может, тот момент и был всего лишь видением.

Твоя кожа горела, губы жглись, как ярко-красные петарды, что, разрываясь, обжигали всё тело. За то, чтобы следовать за тобой в твоём ритме, я отдала всё – каждую клеточку, каждый волосок, каждый орган, каждую косточку, каждый зуб, каждую вену, каждую каплю крови. В полутьме искрами кружилось сияние, музыка то возникала, то таилась; ты указательным пальцем касался чёрно-белых клавиш, а я, обняв невидимую скрипку, всё-таки нашла с тобой один и тот же