Александр Казанцев - Спустя тысячелетие. Лунная дорога

— Потрясающе! — сказал Крылов. — Словно кто-то стремился уничтожить эти символы, основу вашего мышления.

— Ассоциации однозначны! — вставил Галлей.

— В изучаемой мной истории так бывало не раз, — вздохнул Диофант.

— Устоял-таки монумент, — восхитился Бережной.

И тут хлынул дождь. Но какой! Словно сорвало небесные шлюзы и водопад обрушился на землю. Звездонавтам пришлось надеть давно не используемые шлемы.

Никитенок важно натянул на голову свой капюшончик с прорезями для глаз (чтобы походило на шлем,как у взрослых!).

Хуже пришлось хозяевам, особенно Диофанту, оставшемуся даже без плаща.

Разбрызгивая мгновенно возникшие ручьи и лужи, все бегом поспешили к дому, где для гостей были приготовлены комнаты.

— Сорвал опору оси маховика, — переводя дух, в подъезде объяснял Демокрит.

— Видно, и в аккумуляции энергии, и в воспитании для осей нужны крепкие опоры, — заметил Никита Вязов.

— Вы мудро правы, — отозвался тоже едва отдышавшийся Диофант. — Именно ось воспитания должна быть нерушимой. В этом залог нравственности будущего поколения и главная задача нашего общества.

— Как же вы объясняете исторические эпизоды, которые вам вспомнились при атаке диска на монумент? — спросила Надя.

— Осуществляя былую мечту, наши предки (да и на вашей памяти так бывало тоже!) совершали одну и ту же трагическую ошибку: ставили на первый план удовлетворение потребностей, достижение изобилия, пренебрегая нравственностью. Когда нравственность, в частности религия, сплачивала общину, она могла существовать продолжительное время; скажем, у первых христиан, потом в некоторых монастырях и даже в отдельных поселениях, тогда как вокруг царил иной общественный строй. Без высокой нравственности люди не смогут отдавать все свои способности в труде. Мало провозгласить принцип, надо обеспечить его осуществление.

— Вы сказали, почтенный Диофант, — спросила Надя, — что прибывающие к вам переселенцы отказываются от лжи и лени?

— Отказ от лжи уничтожает пороки, которые не могут без нее существовать. Мы достигаем этого воспитанием с раннего детства. Тем же, кто был этого лишен, мы можем помочь «душем очищения», который некоторые из вас прошли.

— Да разве в таком, как у вас, обществе возможно лгать! — воскликнула Надя.

— Потому и будет стоять монумент, — заключил Бережной. — Мир без лени! Отказ от нее — это торжество трудолюбия.

— Трудолюбие торжествует в мире без лжи, — добавил Крылов.

— Какой фантастический мир! — воскликнула Надя. — Мир без лжи!

Глава 3

ШТОРМ

Бывают штормы, когда за одну секунду

выделяется энергии больше, чем при взрыве

атомной бомбы.

Страшен шторм при лунном свете, откровенный в своей неприкрытой мощи и грозной красоте!

Рвущий паруса ветер гнал тучи, но не смирил, а еще больше разъярил дикие океанские стада. И с сокрушающей силой неслись они ровными рядами, сливаясь вдали с почти неразличимым черненым серебром. И казалось, что нет между косматыми валами никакой воды, а разделены они глубокими пропастями, ущельями. Будто заснеженные горные хребты сорвались с земных оснований. Крутые их склоны напоминали скаты древних пирамид, испещренных прожилками.

И ни одной птице не пролететь над ними, ни одной рыбе не подняться к перепаханной бурей морской поверхности.

Ущербная, в первой четверти, красноватая луна смятым мячом то взлетала выше мачт, то падала, как бы ударяясь об опасно кренящуюся палубу парусника, успевшего выйти в открытое море. Угрюмые моряки с промокшими повязками или платками на головах цепко держались за штормовые канаты, меньше всего пытаясь сейчас воспринять в смеси мрака и лунных бликов гневное величие Природы.

Рев бури слышен был и в большой комнате с толстыми стенами, отведенной семейству Вязовых.

Люди здесь могли только вообразить, что творилось снаружи.

Но не от шума не мог мальчик заснуть, а от своей разыгравшейся фантазии.

Людям Земли всегда представлялось, что полет среди звезд — высшее проявление отваги, здесь самый отчаянный риск, самая высокая романтика и самые удивительные приключения.

Ребенку же, коротенькая жизнь которого прошла в уютной каюте звездолета, с мамой и папой, жизнь в полете казалась спокойной и тихой, домашней.

Он любил все вокруг себя: и картину с тетей-воительницей на лошадке (совсем как живые!)- мальчик упрямо называл всадницу мамой, хотя волосы у нее были другого цвета. Видел он и множество книг, часто с картинками. Мама и папа читали их ему, хотя книжки были для взрослых. Но больше всего его занимали мамины сказки и рассказы папы с мамой о чудесной Земле, где они будут жить. С настоящими лошадками, птичками, рыбками, зайчиками и другими зверями. Ночью в земном небе рядом со звездочками горит огромная лампа — Луна. А днем восходит Солнце, такое яркое, что никаких звездочек уже не видно! И еще там очень много людей, прямо как звезд в небе, и не все они такие добрые, как командиры и другие дяди на корабле, а всякие разные, даже злые. Таких он заранее побаивался.

Находясь все время среди взрослых, в центре общего внимания, мальчик развивался необычайно быстро и рано научился мечтать.

Потому особенно привлекали его книжки с картинками о море.

Он всячески пытался представить его себе, но детская фантазия не шла дальше блюдечка с чаем, такого огромного, что не видно его краев и в нем можно плавать на кораблях (а не летать). А корабли с «крылышками», как называл он паруса, мальчик просто обожал и моряков, повисших на реях, считал существами необыкновенными.

Можно понять потрясение Никитенка, когда он увидел все это воочию: и море, и корабли, и моряков на мачтах с парусами.

И казалось ему, что он уснул и видит прекрасный сон: мама и папа после дождика, от которого они убежали, позволили ему отправиться в гавань и подняться на корабль, чтобы стать там настоящим моряком. И будто совсем это не сон, а взаправду!

И как лунатик, с открытыми глазами, он поднялся с постели и вспомнил, что моряки все одетые и с платочками на головах. Значит, и ему придется самому, без мамы, натянуть свой костюмчик с капюшоном. Но опускать его на лицо не надо, хотя жаль, не увидят прорезей для глаз, которыми малыш особенно гордился. Но ничего другого, чтобы повязать голову, кроме капюшона, мальчик придумать не смог.

И утешился тем, что потом покажется во всей красе морякам на корабле.

А что он скажет шкиперу? Конечно, волшебные слова: «Брам-стеньги, кливера, фок-мачта, гитовы!» И еще он скажет, что он Колумб, который должен открыть Америку по другую сторону моря.