Журнал «Если» - «Если», 1998 № 09

— Если меня действительно подставляют, то убийства не случится, пока я не окажусь без алиби.

— Ты окажешься без алиби, — усмехнулся шеф. — В этом и вся наша надежда.

Я вытаращил глаза, ничего не понимая.

— Ольга! — позвал шеф.

Дверь в стене, которую я всегда считал створкой шкафа, отошла в сторону. Вошла Ольга, поправляя волосы, улыбаясь. Джинсы и блузка туго обтягивали ее тело. За ее спиной я успел заметить большую ванную комнату с джакузи и одностороннее зеркальное окно во всю стену.

— Ну что, готова? — спросил шеф.

Она пожала плечами.

— Спиной к спине! — скомандовал шеф.

У меня засосало под ложечкой — я понял, что сейчас произойдет что-то очень серьезное.

— Оба откройтесь! — рявкнул Борис Игнатьевич.

Опустив веки, я расслабился. Спина Ольги была горячая, даже сквозь блузку. Нет, я не испытывал, скажем так, романтического трепета или влечения. Может, потому, что помнил ее в нечеловеческом виде; может, потому, что мы слишком быстро стали друзьями и соратниками. Может быть, из-за веков, разделивших наше рождение — что значит молодое тело, когда ты видишь пыль столетий на чужих глазах. Мы остались именно друзьями, не более.

— Начали! — скомандовал шеф.

Воздух наполнился словами, смысл которых я не понимал, словами на древнем языке, звучавшем над миром тысячи лет назад…

Полет.

Это и впрямь полет — будто земля ушла из-под ног, будто тело утратило вес. Меня затопило волной столь безумной и чистой, ничем не замутненной радости, что мир померк. Я упал бы, но сила, бьющая из поднятых рук шефа, держала меня и Ольгу в невидимых путах, заставляла изгибаться, прижимаясь друг к другу, привязывая тончайшими нитями…

А потом ниточки перепутались.

— Ты уж извини, Антон, — сказал Борис Игнатьевич. — Но у нас нет времени на объяснения.

Я молчал. Тупо, оглушенно молчал, сидя на полу и глядя на свои руки — на тонкие пальцы с двумя серебряными кольцами, на ноги — стройные, длинные ноги, еще влажные после ванны и облепленные слишком тугими джинсами, в ярких бело-голубых кроссовках на маленьких ступнях.

— Это ненадолго, — сказал шеф.

— Какого… — я хотел выругаться, дернулся, вскакивая с пола, но замолчал при первых же звуках своего голоса. Грудного, мягкого, женского голоса.

— Антон, успокойся! — молодой мужчина, стоящий рядом, протянул руку и помог мне подняться.

Пожалуй, без этого я бы упал. Центр тяжести совершенно изменился. Я стал ниже ростом, мир виделся несколько в другом ракурсе.

— Ольга? — спросил я, глядя в лицо, свое бывшее лицо.

Моя партнерша, а теперь еще и обитатель моего тела, кивнула. Растерянно глядя в ее… в свое… лицо, я заметил, что плоховато выбрился утром. И что на лбу у меня назревает мелкий красный прыщик.

— Спокойно, — повторил… нет, повторила Ольга. — Я тоже впервые делаю рокировку.

Я глубоко вздохнул странно колыхнувшейся грудью, затем попытался разглядеть себя, то поднимая к лицу руки, то ловя отражение в стеклах стеллажей.

— Ну, освоился? — сдавленным голосом спросил шеф.

— Пошли, — Ольга потянула меня за руку. — Ой, минутку… Движения у нее были такими же неуверенными, как и у меня. — Свет и Тьма, да как вы, мужики, ходите? — внезапно воскликнула она.

Вот тогда я захохотал, осознав идиотизм ситуации. Меня, объект провокации Темных, спрятали, укрыли в женском теле! Причем упаковали в тело любовницы шефа, такой же древней, как и собор Парижской Богоматери!

Ольга затолкала меня в ванную, нагнула над раковиной. И пустила в лицо струю холодной воды. Отфыркиваясь, я вырвался из ее рук. Едва подавил желание залепить Ольге — или все-таки себе самому? — оплеуху. Похоже, моторные навыки чужого тела начинали просыпаться.

— У меня не истерика, — зло сказал я. — Это действительно смешно.

— Точно? — Ольга, прищурившись, смотрела на меня. Неужели это и впрямь мой взгляд — когда я стараюсь выразить доброжелательность пополам с сомнением?

— Совершенно точно.

— Тогда посмотри вот сюда.

Подойдя к зеркалу — столь же большому и роскошному, как и все в этой потайной ванной комнате, я уставился в него.

Результат был странным. Разглядывая свое новое обличье, я совершенно успокоился. Наверное, окажись я в ином, но мужском теле — шок был бы сильнее. А так — ничего, кроме ощущения начавшегося маскарада.

— Ты на меня не воздействуешь? — спросил я. — Ты или шеф?

— Нет.

— Значит, это у меня крепкие нервы. Или у тебя…

— У тебя помада размазалась, — хихикнула Ольга. — Давай научу красить губы! Кстати, тебе еще повезло, Антон. Еще неделя — и пришлось бы учить тебя пользоваться тампонами.

— Как любой нормальный мужчина, смотрящий телевизор, я умею это делать в совершенстве, — с достоинством ответил я. — Тампон надо облить ядовито-синей жидкостью, а потом сильно сжать в кулаке.

Я вышел из кабинета и остановился, борясь с искушением вернуться. Разумеется, в любой момент можно отказаться от безумной затеи шефа. Стоит лишь вернуться, сказать пару слов — и мы с Ольгой возвратимся в свои тела. Вот только за последние полчаса я узнал о таких угрожающих обстоятельствах дела, что теперь был уверен: смена тел — единственный правильный ответ на провокацию Темных.

В конце концов, нелепо ведь отказываться от спасительного лечения, ссылаясь на болезненность уколов…

Ключи от Ольгиной квартиры лежали у меня в сумочке. Там же — деньги и кредитка в маленьком кошельке, косметичка, платочек, начатая упаковка конфеток «тик-так», расческа, россыпь мелочи на дне, зеркальце, крошечный мобильник…

А вот пустые карманы джинсов вызывали неприятное ощущение потери. Я секунду рылся в них, пытаясь найти хотя бы завалявшуюся монетку, но убедился лишь в том, что, подобно большинству женщин, Ольга все носила в сумочке.

Казалось бы, пустые карманы — далеко не самая большая моя потеря за сегодняшний день. И все-таки эта деталь вызывала раздражение. Я переложил в карман из сумочки несколько банкнот и почувствовал себя увереннее.

— Привет, — ко мне подошел Гарик. — Шеф свободен?

— Он… он с Антоном… — ответил я.

— Что-то случилось, Оля? — Гарик внимательно смотрел на меня.

Не знаю, что он почувствовал — чужие интонации, неуверенные движения, новую ауру. Но если даже оперативник, с которым ни я, ни Ольга особо не общались, ощущает подмену — грош цена такой рокировке!

Между тем Гарик неуверенно, робко улыбнулся. Это было совсем неожиданно — я никогда не замечал, чтобы Гарик пытался заигрывать с сотрудницами Дозора. Ему даже с обычными женщинами трудно знакомиться, он потрясающе невезуч в любовных делах.