Владимир Малов - На солнце ни облачка

— У сестры, — сказала Сашенька. — Что тут особенного? Она меня обычно и встречает, но сегодня, раз ты захотел приехать на вокзал…

— А куда на Кутузовский проспект? В начало, в конец? — спросил Веня упавшим голосом и повернул ключ, чтобы включить зажигание. Ничего не получилось: оказалось, от огорчения он забыл отключить иммобилайзер. Такое случалось с ним редко.

— Ближе к концу, — сказала Сашенька. — Сестра живет рядом с Бородинской панорамой.

Наконец машина завелась, проехала сотню метров, и Веня снова постарался взять себя в руки.

— И какие же у тебя планы в Москве? — поинтересовался он небрежным тоном настоящего мужчины, который никогда и никому не выдает своих истинных чувств.

— Завтра с утра у меня назначена встреча в одной книготорговой фирме. Они давно сотрудничают с нашей библиотекой, поставляют книги, — ответила Сашенька. — А потом мы с тобой пойдем на Волхонку, в Пушкинский музей. Всегда хожу туда, когда бываю в Москве.

Веня вдруг осознал, что он страшно, невероятно расстроился. Оттого, что все идет не так, как ему представлялось.

А уже в следующий момент понял, что так и должно быть в первую встречу, если он хочет чего-то, не быстро проходящего. И что это прекрасно, раз сегодня Сашенька остановится у своей двоюродной сестры, с которой они вместе учились в педагогическом институте, и которая живет неподалеку от Бородинской панорамы.

И еще прекраснее то, что завтра днем он будет ждать Сашеньку на ступенях музея, в котором сам он не был бог знает сколько времени. Ждать и волноваться. И что потом они вместе будут медленно бродить по залам, переходя из одного в другой, останавливаясь у великих картин и понимая, что смотрят их вместе.

А что будет дальше, так это все впереди. И почти все зависит только от него.

Он посмотрел на Сашеньку и впервые за этот вечер тоже улыбнулся.

Потом Веня, словно со стороны, услышал свой голос:

— Больше всего люблю Ренуара.

Он добросовестно порылся в памяти и уточнил:

— Особенно портрет актрисы…

Но тут память дала сбой, и Сашеньке, которая выждала паузу, пришлось подсказывать:

— Портрет Жанны Самари. Фамилия у нее, что и говорить, не очень-то запоминающаяся, — добавила она тактично.

— Ну конечно, портрет актрисы Жанны Самари, — подхватил Веня.

Затем он рассмеялся, облегченно вздохнул и честно признался:

— Не будь тебя, даже не знаю, когда бы я пошел в музей в следующий раз. Но вообще-то я там, конечно, бывал.

— Завтра пойдешь еще раз, — объявила Сашенька. — А кроме того в Москве существует, — в ее синих глазах зажглись веселые искорки, — Третьяковская галерея. Слышал, наверное, раз в Москве живешь?

С унылым ноябрьским вечером что-то определенно случилось. Правда, в воздухе по-прежнему висела мокрая хмарь, поэтому то и дело приходилось включать дворники, но фары встречных машин стали светить как-то веселее, как и красные габариты машин, идущих впереди.

Пешеходы, переходящие улицы, все как на подбор были симпатичными москвичами и москвичками или же симпатичными гостями славного города. И все спешили по своим делам.

А мало ли куда можно спешить вечером в пятницу в европейской столице, где множество музеев, концертных залов, театров, уютных ресторанов, наконец, где столы покрыты накрахмаленными скатертями и сервированы изысканным фарфором и хрусталем?

От площади трех вокзалов до Кутузовского проспекта по веселой, приветливой Москве «девятка» доехала необыкновенно быстро. Веня чувствовал, что и скорость после остановок у светофоров машина стала набирать ощутимо быстрее, чем обычно, и руля слушаться лучше, и мотор теперь шумел едва слышно. И все эти технические чудеса были обусловлены одной причиной — рядом с Веней, на правом сиденье, была Сашенька.

Правда, когда машина остановилась возле дома, показанного Сашей, по Вениной душе вдруг прошла некая тень.

И Сашенька его поняла:

— Давай зайдем, если хочешь, — сказала она. — Познакомлю с сестрой Зоей, ее мужем Павлом, детьми Пашкой и Машкой, а также с кошкой Василисой. Чаю попьем.

Веня донес до лифта Сашину сумку. Подъезд с первого же взгляда показался ему уютным и прекрасным. Да и мог ли он быть иным, если здесь жила двоюродная сестра Сашеньки со своей дружной, крепкой семьей и славной кошкой Василисой.

— К сестре зайдем как-нибудь в другой раз, — сказал Веня мягко. — Успеем еще. Тебе надо отдохнуть с дороги.

Подошел лифт, раскрылись дверцы. Веня потоптался на месте, еще не зная, как себя вести в следующий момент. И вдруг Сашенька быстро-быстро поцеловала Веню и исчезла, прежде чем он успел что-то сообразить. Сверху донеслось:

— У музея в час.

Веня стоял на месте и слушал, как едет лифт. Потом где-то наверху открылись и закрылись дверцы. Все смолкло. Только тогда Веня вышел из подъезда, сел за руль, отключил иммобилайзер; и вскоре «девятка», словно самолет с крыльями, летела в сторону Строгина.

Необыкновенная тайная жизнь, в которой была пирамида, находящаяся в неизвестном месте, был Инструкция, были охраняющие пирамиду сфинксы и где приходилось раз в шесть дней проверять строй фигурок внутри экрана, следя за тем, чтобы на солнце не было ни облачка, стала для Вени в конце концов уже вполне привычной. Он в ней освоился полностью, совершал регулярные путешествия к книжному магазину неподалеку от метро «Сокол», находил это вполне нормальным, раз за это платят очень и очень приличные деньги, и не задавал Инструкции лишних вопросов, зная, что полных ответов все равно не получит.

Вместе с тем отношения Вени с маленьким человечком, он же сгусток энергии, складывались ровно и даже дружелюбно. Инструкция появлялся из Вениных часов уже не столь часто, как в первое время, но зато теперь он, скорее, не руководил своим подопечным, а общался с Веней, и, видимо, находил в этом определенное удовольствие.

Пару раз, в дни платежей, когда Веня, как обычно, получал очередную немалую порцию долларов, они даже вместе расслабились — каждый, разумеется, своим собственным способом. И оба раза Вене удавалось выяснить для себя кое-что любопытное.

В первый раз, примерно после седьмой порции светящейся энергетической субстанции, принятой в правый мизинец, Инструкция расчувствовался и вдруг припомнил, что в XVIII веке был близко знаком с поэтом и драматургом Александром Петровичем Сумароковым.

Веня, неизвестно почему, но смутно помнивший это имя, был безмерно удивлен.

— Ничего себе! — воскликнул он и налил себе еще шампанского. — Выходит, он тоже шрежем был?

— А почему бы и нет, — ответил Инструкция, направляя на потолок правый мизинец и с видимым удовольствием следя за тем, как к пальцу приближается немедленно появившееся очередное облачко энергетической субстанции.