Константин Фарниев - Взорванные лабиринты

— Мне кажется, — не удержался Шэттон, — господина Чепрэ трудно заподозрить в симпатиях к коммунистам. И тем не менее мы заседали в его торговом центре.

— Господин Чепрэ сейчас за границей, а друзья у нас есть везде, и среди его служащих тоже. Вы довольны встречей с Миттом?

— О да! — сразу ответил Дюк. — Это незаурядный человек. Я рад, что увидел его и услышал!

— До свидания, — протянула руку женщина. — Митт просил передать от него привет Соримену, и мой присовокупите тоже.

В половине двенадцатого Дюк уже отъезжал от столичного вокзала, возвращаясь в Лин.

Глава десятая

СХВАТКА В ТУМАНЕ

Полуночная жизнь модного столичного бара «Веселый пингвин» была в полном разгаре.

Ослепительное сияние инструментов большого эстрадного оркестра, размещенного на высоком помосте, разноцветное мигание неоновых ламп, вмонтированных в стены, потолок и даже в пол, кричащая роскошь интерьера зала и стоимость услуг — все это довольно четко определяло круг посетителей бара. Не у каждого хватало смелости, а главное — средств, чтобы переступить порог заведения. Чтобы провести здесь ночь, следовало заплатить во много раз больше, чем в самом фешенебельном столичном ресторане.

Бар имел постоянную клиентуру, это было заведение почти закрытого типа — только для богатых, нечто вроде ночного клуба миллиардеров и миллионеров.

Ремми Табольт никогда не принадлежал к ним. Правда, он имел достаточно денег, но не столько, чтобы просаживать за одну ночь десятки тысяч крон. Обычный цыпленок стоил здесь почти столько же, сколько и золотой. Табольт ни за что не попал бы в этот сказочный мир, если бы хозяин бара не приходился Ремми задушевным другом беспокойного детства, а затем бурной, тревожной юности, связанной с борьбой за существование, которую закон рассматривал, как противозаконную. Но все обходилось благополучно, и, поднакопив деньжат, приятель Табольта купил маленькую ночлежку, которая и привела его в конечном итоге к обладанию многомиллионным состоянием.

Изредка наведываясь в столицу, Табольт заглядывал к дружку, который, несмотря на столь высокое свое положение, оставался по отношению к Ремми своим парнем. По крайней мере, Табольт мог всегда рассчитывать здесь на отдельный столик с бесплатным угощением.

Ремми сидел в дальнем от входной двери углу бара и читал газету. Перед ним стояли начатая бутылка коньяка, три рюмки и глубокая хрустальная ваза, доверху наполненная конфетами в ярких облатках.

Приятели Ремми — братья Цевоны — танцевали вокруг новогодней елки, стоявшей в центре зала и переливавшейся всеми цветами радуги. Табольт никогда в жизни до сих пор не видывал таких красивых елочных игрушек, какими была украшена елка.

Ремми уже в который раз перечитывал интервью газетных репортеров с инспектором Яви, и делал он это не из праздного любопытства. Табольт и братья Цевоны имели самое прямое отношение к похищению профессора Фэтона.

Благополучно завершив дело, они уехали в глухой курортный городишко, где имелись родонозые ванны и где можно было спокойно отдохнуть вдали от страстей, кипевших вокруг таинственного исчезновения профессора.

Так они поступали всегда: закончив дело, уходили в глубинку на несколько месяцев, а иногда и на целый год.

Карьеру свою они начинали кустарями-одиночками. Успешно выполнив два-три случайных заказа, связанных с промышленным шпионажем, они привлекли к себе внимание руководства подпольного синдиката преступников. Мафия выполняла заказы, которые никак не укладывались в рамки уголовного кодекса. Похищение изобретений, изобретателей, физическое устранение неугодных для той или иной фирмы людей, политические убийства — таков был в основном круг деятельности Синдиката.

Перед Ремми и его приятелями после беседы с представителями мафии встала дилемма: либо они станут членами мафии, либо им придется менять профессию. Синдикат не оставлял никакой надежды на то, что они и впредь могут работать, как кустари-одиночки.

После отпущенных трех дней на размышления Табольту и Цевонам пришлось сдаться. Они вошли в преступный Синдикат, но на особых условиях. Во-первых, для них исключались так называемые «мокрые» дела, то есть поручения, связанные с убийствами. Во-вторых, им оставлялось право отказаться от дела, если оно по какой-либо причине их не устраивало. В-третьих, они не обязаны были раскрывать секреты приемов и методов своей работы, а также докладывать руководству о планах предстоящих операций. За особые условия Ремми и его приятели выплачивали Синдикату не двадцать процентов своего гонорара, как все, а тридцать пять. То есть членство их в организации носило чисто формальный характер, и это вполне устраивало Табольта — главаря трио. Он питал органическое отвращение к убийствам и ни за какие деньги не пошел бы на «мокрое» дело.

Ремми аккуратно свернул газету и положил ее на стол. Взгляд его глубоко посаженных маленьких глаз с плохо скрытой тревогой скользнул по соседней публике. Табольт сидел боком к залу и мог наблюдать добрую его половину.

Все были заняты собой. В баре осуществлялись на практике самые модные и самые эксцентричные идеи новейшей морали и нравственности. Кое-кто сидел за столиками в обнаженном виде. Иные безумствовали в бешеных танцах вокруг елки. Бар не имел отдельных кабинетов, здесь все было дозволено.

Ремми налил полную рюмку коньяка и сделал несколько быстрых, мелких глотков. На этот раз он нарушил правило — покинул глубинку, пробыв там менее суток. Если бы газета попала ему в руки там, он поступил бы совсем по-другому. К сожалению, местная газета не успела перепечатать интервью в тот же вечер, и Ремми прочитал его уже здесь, в столице.

Глухое беспокойство, ощущение надвигающейся опасности погнали его в дорогу, совершенно обесценив перспективу безмятежного отдыха. Слишком громкое вышло дело, и Табольт нутром чувствовал: они попали в страшный переплет.

Ремми снова развернул газету и сделал вид, что читает. Сидеть истуканом за столом да еще в полном одиночестве было глупо. Сейчас ему хотелось одного: взять ноги в руки и бежать до тех пор, пока Арания не превратится в крохотное пятнышко на географической карте. Впутаться в такую историю! Но кто мог подумать, что невинное намерение присвоить какой-то грошевый аппарат обернется уголовщиной по самому первому разряду. Если Яви их сцапает, не миновать им каторги, причем многолетней.

Табольт плеснул в рюмку коньяка и выпил его одним глотком. Черт бы побрал этих идиотов! Долго они еще собираются выплясывать?! Пока они валяют здесь дурака, этот ищейка Яви, и те, для кого он, Ремми, и его компаньоны стали опасными свидетелями, не дремлют. Инспектор, безусловно, прав — их постараются убрать. Не исключено, что они уже на мушке. На защиту Синдиката рассчитывать не приходится. Они с «Идолом» сработали самостоятельно — без санкции коммерческого директора. Никто в Синдикате не знает, что к делу профессора Фэтона причастны его члены.