Дэвид Файнток - Надежда гардемарина

Я не торопясь подошел к люку, выглянул наружу. Алекс стоял у переборки, держась за зад, и всхлипывал. Я унизил его достоинство. И теперь единственное, что мог сделать, это оставить парня в покое. Сэнди между тем прилежно стучал по клавишам.

Чтобы не вызвать протеста со стороны мистера Вышинского, я пошел на гауптвахту вместе с матросом, вооруженным дубинкой. В камере не было ни стула, ни стола. Только матрас, лежавший прямо на палубе. Я приказал принести стул, но матрос остался стоять у люка, сжимая в руках дубинку.

- Мистер Герни, я теперь командир.

- Знаю, сэр, мистер Сифорт. - Передо мной был худой, изможденный человек лет пятидесяти, с копной темных волос.

- У меня к вам несколько вопросов по... гм... по поводу инцидента. Как все произошло?

- Мистер Таук и остальные вцепились друг в друга, - начал он подобострастным тоном. - А я о наркотиках понятия не имел, честно вам говорю.

Если он и дальше собирается врать, лучше сразу уйти.

- Слушайте меня внимательно, мистер Герни. Через несколько дней на вас наденут наручники, заткнут рот кляпом и повесят. А потом выбросят ваше тело из воздушного шлюза. - Он задохнулся, - Только я могу остановить это. Говорить с вами я больше не буду. Еще одно слово лжи - и уйду.

- Простите, командир, сэр, - пробормотал он. - Клянусь говорить только правду!

- Начинайте сначала.

- Я знал о гуфджусе. Многие знали. Простите, командир. Нам давал его Таук. Я только разочек попробовал. Только разочек. Клянусь, командир! Ну и дерьмо "этот гуфджус! А цена сумасшедшая. Дернул меня черт в это ввязаться. Так вот, значит, попробовал я разок и больше не стал. А им не мешал. А этот Венжинский нажрался, схватил кайф и чуть не отправил на тот свет двух ребят, живого места на них не оставил. Мы накинулись на него, а тут Фрезер влез, он тоже под кайфом был. Стал Таук отнимать у них этот наркотик проклятый, да не тут-то было. Такой бардак начался. - Он почесал в затылке и продолжал: - Пришел мистер Терил, приказал растащить их. Не хотел я в это встревать. Но приказ есть приказ. Стал я их за руки хватать, и вдруг - бум! Кто-то врезал мне по башке. Я и взбеленился. Кто врезал - не знаю. И давай крушить кулаками. Сами знаете, как это бывает! Всех, без разбору, в кого попаду.

Только бы отбиться. Потом все. Темнота. Очнулся, смотрю-наручники. Оказывается, я мистера Вышинского обидел, ну влепил ему разок-другой. - Он захныкал, по лицу потекли слезы. - Ничего я толком не помню, сэр командир. Может, и влепил. Я не отказываюсь. Но только не нарочно я! Неувязочка вышла. Неувязочка, что же еще. - Он снова захныкал. - Так и считайте командир, неувязочка. Вызволите меня отсюда, я буду смирно себя вести. Клянусь, я...

Он так вопил, что я постучал в люк, желая лишь одного: поскорее убраться восвояси.

- Умоляю вас, сэр! Я никогда больше не буду драться. Мне так страшно! И с гуфджусом тоже, если вы...

Его вопли были слышны, пока я не дошел до середины коридора.

Рики Фуэнтес поставил на стол поднос с завтраком и вытянулся по стойке "смирно", ожидая, когда его отпустят.

- Доброе утро, Рики.

- Доброе утро, сэр командир! - Этот обычно озорной, смешливый парень у меня в каюте был напряжен, как натянутая струна.

- Рикардо, мне бы хотелось, чтобы ты кое о чем подумал.

- Так точно, сэр командир! - Он не шевельнулся, уставившись на переборку.

Я почувствовал раздражение. Рики замкнулся и был не в состоянии слушать.

- Рики, оставь это. Будь таким, каким я знал тебя раньше.

- Слушаюсь, сэр! - Голос его все еще звучал напряженно. Я заорал:

- Черт тебя подери, прекратишь ты вести себя, как самый распроклятый идиот! - Рики разинул рот и затрясся.

- Вольно! - рявкнул я. - Веди себя нормально, парень!

У Рики задрожали губы. По щеке медленно поползла слеза. Он перестал наконец тянуться, смахнул рукавом слезу.

- Что я такого сделал? - спросил он с отчаянием в голосе. - Я не хотел вас сердить, командир!

- Господи, Рики! Садись же! - Я толкнул его на стул, подождал, пока он соберется с мыслями, и, видя, что он успокоился, сказал более мягко:

- А теперь послушай меня. Держись свободно, как у нас в кубрике. Давай поговорим. Ладно?

- Да, сэр. - Он во все глаза смотрел на меня.

- Ты видел мое объявление о наборе гардемаринов?

- Да, сэр! - Ему не удалось уйти от разговора.

- Ты все знаешь о нашем кубрике. Хочешь там жить?

- Я, сэр? Но я простой матрос.

- А хочешь стать кадетом?

- Значит, я буду жить в кубрике, а потом стану офицером? - Он боролся с соблазном.

-Да.

- И буду чистить ботинки мистеру Хольцеру, зубрить устав, стоять под ледяным душем и мало ли еще что? Пусть узнает все сразу.

- Да, Рики. И это тоже.

- Вот клево!

Господи, ему это нравилось! Нравилось быть взрослым. Мне захотелось остановить его ради его же блага.

- Я должен сказать "да" прямо сейчас, сэр командир? Или можно подумать?

- Подумай.

Юнга подпрыгнул и отдал честь.

- Благодарю вас, командир! Знаете, - сказал он доверительно, - я сам читал объявление, ей-богу. Я умею читать! Только не думал, что это меня тоже касается. Я могу идти? А можно рассказать об этом друзьям?

- Идите, мистер Фуэнтес. - Сейчас наверняка побежит к начальнику интендантской службы или к старшине, спросит, стоит ли отказаться от нижней палубы ради пьянящего воздуха офицерских покоев. Они скажут, что стоит. Но не потому, что нам нужны офицеры, а чтобы увидеть, как один из них поднимается наверх.

На мостике все было в порядке. Впрочем, я в этом не сомневался, иначе мне сообщили бы. Я должен был заступить на вахту в полдень и, возможно, пробыть там весь вечер. А мне очень хотелось встретиться с Амандой. Поэтому я решил пойти к ней прямо сейчас.

Она читала в своей каюте головид, люк был открыт, и, когда я постучался, сразу подошла к двери.

- Заходи, Ники. - Она была единственной на корабле, кто продолжал называть меня так.

Мы сели на койку. Я рассказал ей про несчастного Алекса. Она никак не отреагировала. Потом про малыша Рики, как напугал его, а затем обрадовал. Аманда слегка улыбнулась, но ничего не сказала. Она вообще больше молчала.

Потом встала, закрыла люк, легла на кровать и привлекла меня к себе, заставив лечь рядом. Она была нежной и милой, но мысли ее витали где-то далеко. Мы занимались любовью не торопясь, стараясь насладиться друг другом. Когда все было кончено, она осталась лежать, иногда открывая глаза, чтобы взглянуть мне в лицо.

- Что с тобой, милая? - Я погладил ее по волосам.

- Ты мне нравишься, Ники. - Она положила голову мне на плечо и, немного помолчав, добавила; - Ты такой нежный, внимательный, так добр ко мне. Мне с тобой хорошо.

- А мне с тобой, - сказал я.

- Ты прекрасный любовник. Отличный друг. Но, прости, Ники. Если этих людей казнят, ты мне больше не друг и не любовник. Я вообще не захочу тебя видеть. Никогда. Ты сам должен принять правильное решение, но моим долгом было тебя предупредить.