Юрий Петухов - Западня (сборник)

Смесь прогорела, почти ничего не изменив на пустыре. Да и чему там было меняться. Другое дело, поселок. Когда Пак возвращался, он еле отыскал дорогу, так неузнаваема стала местность.

Неудачный сегодня выпал денек. Одно дело, что ожил! А может, и не стоило оживать-то, для чего?! Нервы у Пака начинали не выдерживать. Он с силой пнул по какой-то деревяшке, валявшейся посреди замусоренной дороги. И отшиб ногу — деревяшка оказалась не деревяшкой, а запыленной железкой. Дальше он шел, прихрамывая, припадая на ногу, будто неистребимый и несгибаемый инвалид Хреноредьев, которому все было нипочем.

За ним увязался было трехлапый пес с длинным, волочащимся по земле крысиным хвостом. Но Пак рыкнул на него, погрозил клешней, и пес отбился. Наверняка, он остался без хозяев и тосковал, не находил себе места. Только Паку было сейчас не до телячьих нежностей.

Дважды приходилось прятаться за кустами — нарывался на группки туристов, обходящих окраинные дома. Туристы не заходили ни во дворы, ни в сами хибары. Но если кто-то попадался им на глаза, они поступали очень просто — поднимали свои металлические трубки и нажимали на спусковые крючки. Паку их поведение было совершенно непонятно. Он не видел в нем никакой логики. Зачем же гробить всех подряд, что за смысл такой?! Нет, видимо, существовали на белом свете вещи, не допустимые его уму.

К лачуге Эды Огрызины он подобрался к вечеру, когда начинало темнеть. Первым делом заглянул в хлев. Буба Чокнутый мирно посапывал посреди выродков. Да и немудрено, он устал за этот суматошный день. Выродки не спали. Они все так же тряслись, разевали пасти, рты, клювы, просто дыры посреди голов или туловищ — жрать просили. Ну чем им мог помочь Пак Хитрец? Он и сам был голоден. Правда, на раздачу идти боялся. По его соображениям, именно там должны были устроить засаду туристы — ведь куда первым делом попрутся посельчане? Конечно, к раздаче, за своей миской баланды! Да еще к краникам, за глотком пойла! Вот там-то им всем и каюк! Так думал Пак. Но уверенности в его мыслях не было.

— Эй, кто там? — подал голос из подпола Хреноредьев.

Пак не ответил. Он рыл за кустами яму. Надо было закопать трупы. Тащить их к отстойнику не было никаких сил. А от Бубы и инвалида сегодня помощи не дождешься, это точно.

— Я, едрена-матрена, кого спрашиваю?! — взъярился Хреноредьев.

Он не мог вылезти на своих деревяшках из подпола. И это его бесило.

— Да пошел ты! — отозвался Пак. — Помог бы лучше, чем орать, дурак чертов, избранник хренов!

— Чего?! Ты как мене обозвал, щенок?! На что намекаешь, едрит тя кочергой?!

Пак ответил спокойно и рассудительно:

— А я тебе поясню, Хреноредьев. Остолоп ты и хрен моржовый, потому тебе и кликуху такую дали, понял? Или разъяснить?!

Из подпола раздалось яростное сопенье и хрипы, перешедшие в вопль:

— Ах ты, гаденыш! Вот я щя вылезу, башку те отвинчу!

— Вылезай, вылезай! Копать поможешь.

Пак весь взмок от непривычной работы. Рыл он долго, а ямка получилась совсем небольшой. Он за ногу подтащил к ней Мочалкину-среднюю — места хватало лишь на нее одну.

Нет, так дело не пойдет, решил Пак, можно полжизни проковыряться с этими покойничками! Лучше спихнуть их всех в подпол, знатная получится братская могила! А сверху земелькой припорошить. Так он решил и сделать.

Но сначала сбегал на площадь. Собрал в мешок золу, оставшуюся то ли от папаньки, то ли от трибуны. Телогрейку, утратившую голубей мира, трогать не стал. Ну ее! Пускай валяечся!

Мешок он втиснул между посиневшим и потерявшим свою величавость Бегемотом Коко и Мочалкиной-старшей. Заглянул в подпол.

— Эй, вылазь давай! — сказал он Хреноредьеву. — А то я тебе сверху сотоварищей подкину, они те бока намнут!

— Не вылезу! — буркнул Хреноредьев.

— Считаю до четырех! — выдвинул ультиматум Пак.

— И что?

— Хрен через плечо! Раз!

— Я тя за оскорбления привлеку, едрена вошь!

— Два!

Хреноредьев сопел, кряхтел. Он бы и вылез, да не мог!

— Три!

— Умный больно! Научили их, едрена, считать на свою голову!

— Четыре! Все!

Пак спрыгнул вниз.

И попал прямо в инвалида, сбил его с ног.

— Ты драться, едрена?! — заорал тот. — Вот ты как?!

Но Пак не собирался с ним драться. Он просто хотел его выпихнуть из подвала.

Упрямый Хреноредьев уперся.

— Не вылезу! Хоть режь! Рви на куски! Едрена тарахтелка!

Паку вдруг все надоело.

— Ну и будем сидеть, — сказал он потухшим голосом.

— Вот и будем! — жестко подтвердил Хреноредьев. И забился в противоположный угол.

Минут десять они просидели молча. Хреноредьев скрипел остатками зубов. Пак привыкал к темноте, отдыхал после трудов праведных.

Сверху кто-то просунул голову. Это был Буба Чокнутый.

— Вы чего там сидите? — спросил он.

— Пошел на хрен! — буркнул Пак.

Хреноредьев не выдержал и набросился на Пака с кулаками.

— Получай! Получай, гаденыш!

Он был жесток в ярости. Пак даже не ожидал такого натиска от бессильного, казалось бы, инвалида. Но он выбрал удачный момент, отпихнул его от себя обеими клешнями, выхватил железяку, вскинул, нажал крюк… в последний миг он успел сдвинуть ствол чуть левее. И пуля не попала в Хреноредьева. Она пробила старую полуизгнившую рогожу. И ударила во что-то полое, железное — от звона и гула заложило уши.

— Чего ето? — поинтересовался Хреноредьев.

— Щас узнаем!

Пак сдернул рогожу. За ней была большая проржавевшая заслонка с дырой посередине. Из заслонки торчала ручка. Но не обычная, какие бывают на дверях, а какая-то круглая. Пак почесал макушку.

— Не пойму чего-то… — начал было он.

Но сверху вдруг свалился Буба Чокнутый, заехав пяткой под глаз Хреноредьеву и ударившись плечом о стоящий посреди подвала ящик с тряпьем.

— Уууу-а!!! — взвыл он.

— Так те и надо, едрена! — обрадовался Хреноредьев, потирая синяк.

Пак осторожненько водил клешней по поверхности заслонки.

Отправившийся Буба отпихнул его.

— Отойди, недоумок! — сказал он. — Тут надо мозгами шевелить! Тут с головой надо.

Он дернул ручку на себя. Заслонка не поддалась. Тогда он уперся одной ногой в стену и дернул еще, и еще раз. Заслонка со скрипом отошла. Пак удивился — какая она была толстая, с его клешню толщиной.

За заслонкой была дыра, ведущая в темноту и неизвестность.

Буба осторожно просунул в дыру голову. Потом повернул набрякшее лицо к Паку и Хреноредьеву и сказал:

— Спокойно, придурки! Тут с умом надо!

Он подался еще немного вперед, потерял равновесие, перевалился через край и пропал из виду. Через несколько мгновений снизу послышался гулкий шлепок. Буба Чокнутый, видно, приземлился.