Василий Головачев - Беспощадный

Яна задумчиво посмотрела на профиль Тарасова, ведущего машину с обманчивой небрежностью профессионала.

– Вы странный…

– Чем же? – удивился он.

– Из моих знакомых никто не рассуждает так…

– Занудно?

– Здраво.

– Спасибо. Вот и ваш Большой Гнездниковский. Иногда я проезжаю мимо, теперь буду проезжать медленней. Как получилось, что вы переехали именно сюда? Кстати, откуда?

– Из старой шестнадцатиэтажки на Рогова. А почему именно сюда – это вопрос к папе. Хотя мне здесь нравится.

– Дом-то, по-моему, тоже довольно старый.

– Не старый, а старинный. Его построили в прошлом веке, в тысяча девятьсот четырнадцатом году, по проекту архитектора Эрнста-Рихарда Нирнзее. В те времена этот дом был самым большим во всей Москве. У него интересная коридорная система – заблудиться можно, да и форма окон необычная, видите? А на крыше устроена площадка для увеселений. Правда, сейчас ею никто не пользуется.

– Откуда вы так хорошо знаете историю дома?

– Я познакомилась с соседями, они старожилы, знают все обо всем. – Яна взялась за ручку дверцы. – Спасибо вам за помощь, Роман. Вы меня выручили. Только будьте осторожны, Геннадий считает себя птицей высокого полета и не прощает оскорблений.

– Переживу, – улыбнулся Тарасов. – А вы тоже считаете его птицей высокого полета?

Яна задержала на его лице задумчивый взгляд.

– Нет, я так не считаю. Но папа ему доверяет во всех делах. До свидания, и еще раз спасибо.

Она вышла.

– Подождите, – быстро сказал Владислав, наклоняясь к противоположной дверце. – У меня возникла идея. Не хотите съездить в Ново-Переделкино, покататься на лыжах? Там построили чудесный горнолыжный комплекс. Если, конечно, вам ничто не помешает…

Девушка усмехнулась.

– Вы неправильно оценили ситуацию Я, конечно, кое-чем обязана Геннадию, но не до такой степени. Хотя мне надо подумать.

– Хорошо, думайте. Когда мне позвонить?

– Завтра. Запишите телефон.

– Я запомню.

Яна продиктовала номер, протянула ему руку, и он галантно поцеловал ее холодные пальцы. Задержал руку в своей ладони.

– Простите за назойливость. Где вы встречаете Новый год?

Она прищурилась, не спеша отнимать руку.

– Это следует считать предложением?

– Почему бы и нет? Это действительно серьезное предложение.

– Обычно я справляю новогодний праздник в кругу семьи, иногда с друзьями… а у вас есть идеи?

Владислав понял, что дочери директора авиакомпании осточертела компания партнеров отца и она не прочь изменить устоявшиеся и не слишком приятные традиции.

– Вообще-то я тоже провожал Старый и встречал Новый год с родителями…

– Что-то изменилось?

– Родители погибли.

Яна огорченно прижала свободную руку к груди.

– Простите, я не знала.

– А теперь я стараюсь проводить праздник вне стен квартиры. На улице, к примеру, на площади, в парке. Или в каком-нибудь уютном клубе.

Яна сморщила носик.

– Я не люблю шумные клубные тусовки, все-таки новогодний праздник имеет иные корни. Для народных гуляний годятся другие праздники.

– Вы меня озадачили.

– Чем же?

– Трезвостью суждений. Современная молодежь весьма неравнодушна к тусовкам.

– Можно подумать, вам за семьдесят.

– Жизнь не всегда измеряется количеством прожитых лет. Однако спорить не буду, так как полностью с вами согласен. Кстати, я читал рекламу, что с двадцать восьмого на площади Революции начнется международный фестиваль и выставка ледовых скульптур.

– Да, я знаю, моя подруга принимает в ней участие, она архитектор и скульптор. Если пригласите, наверное, я пойду.

– Приглашаю.

Яна снова окинула Тарасова задумчивым взглядом.

– Позвоните мне. До свидания.

Пошла к дому, ощутимо гибкая и притягивающая взоры, открыла дверь подъезда, исчезла. Тарасов ждал, что она оглянется, но крутая дочь крутых родителей, странно зависимая от папашиного партнера и заместителя, не оглянулась. Впрочем, настроение у Владислава от этого не испортилось, оно так и осталось приподнятым и радужным. Интуиция подсказывала, что знакомство продолжится, несмотря на все проблемы, огорчающие Яну. Которые, кстати, наверняка можно было решить тем или иным способом.

Зазвонил сотовый.

Тарасов очнулся от грез, достал телефон.

– Говорите.

– Владислав Захарович, – заговорила трубка, – вы где?

Тарасов окончательно пришел в себя. Владиславом его называли только два человека: воевода и князь ордена. Звонил ему воевода Николай.

– Еду домой, – ответил он, трогая машину с места.

– Подскочите, пожалуйста, на Новокузнецкую.

– Буду через полчаса. Что-нибудь случилось?

– Назрела необходимость срочной командировки.

– Куда?

– В Грузию.

Тарасов, наметивший на следующий день встречу с Яной, испытал разочарование и сожаление.

– Задержаться на день-два нельзя? По личным… э-э, обстоятельствам.

– Это очень важно?

Тарасов помолчал, вздохнул.

– В принципе, не очень.

– Тогда жду. Дело не терпит отлагательств.

– Понял. Еду.

Вздохнув еще раз, он повел машину в сторону Новокузнецкой, где Русский орден имел нечто вроде оперативного штаба, управляющего деятельностью команд СОС. Еще была надежда, что ему удастся выкроить часок на короткую встречу с понравившейся ему девушкой.

Чуда не произошло.

Поздно вечером двенадцатого декабря Тарасов вылетел в Тбилиси рейсом Аэрофлота – как сотрудник фирмы, торгующей изделиями АвтоВАЗа. Остальные члены группы должны были прибыть в Грузию самостоятельно, по одиночке, под разными «легендами». Тринадцатого декабря в четырнадцать часов по местному времени, в местечке Зугдиди, в десяти километрах от столицы республики, их ждали сотрудники службы наведения СОС.

Еще в Москве, во время сборов, Тарасов порывался позвонить Яне и отложить поход в Ново-Переделкино. Но что-то мешало. Не то чувство неловкости: он не любил торопить события, а тем более – приятные, – не то ощущение вины, хотя ни в чем виноват, в сущности, не был. Поэтому позвонил он девушке уже утром тринадцатого, прямо из аэропорта Тбилиси.

Она не особенно удивилась, услышав, откуда он звонит, но и не обрадовалась, судя по голосу. Видимо, проблемы, мешающие ей чувствовать себя свободной, так и не разрешились, да и не могли разрешиться за один вечер и ночь. Конечно, она пообещала подождать возвращения Владислава, однако занимали ее другие мысли, и теплого разговора не получилось.

Настроение Тарасова сразу стало минорным, и лишь внутренние волевые установки не дали прорваться этому настроению наружу. К моменту встречи со своими ребятами и сотрудниками группы наведения он выглядел, как всегда, собранным, энергично-деловым и целеустремленным.