Бен Бова - Орион и завоеватель (Орион - 4)

- Царь не может отказаться от меня или забыть про мое существование.

- Он очень умный человек.

- Но вся армия видела меня при Херонее. Теперь я полководец, равный Пармениону и остальным.

- Орион, - обратилась она ко мне. - Как по-твоему, если бы войско сегодня голосовало за нового царя, оно выбрало бы Александра?

Так вот зачем я понадобился ей! Чтобы проверить на мне свое мнение.

- Все восхищаются царевичем, - сказал я.

- Но ему еще нет девятнадцати лет, - возразила царица.

- Все мужи верят ему. При Херонее...

- Отвечай мне. Если бы выборы состоялись сегодня ночью, кого избрало бы войско - девятнадцатилетнего Александра или Пармениона? Или, быть может, Антипатра? Помни, что оба они происходят из семейств столь же древних и благородных, как и род Филиппа... Словом, все они были конокрадами лишь поколение назад.

- По-моему, царем выбрали бы Александра, - отвечал я, не кривя душой. Разве что придали бы ему в регенты Пармениона на год или больше.

- Вот видишь? - сказала она сыну. - Ты получишь лишь титул царя, но не власть. Они постараются лишить тебя истинной самостоятельности.

- Но зачем ты говоришь об этом? - спросил я. - Неужели с царем что-то случилось?

- Филипп решил жениться на племяннице Аттала Клеопатре, той, которую он зовет Эвридикой!

- Жениться?

- Царь может иметь несколько жен, - пояснил Александр.

- Филипп уже заключил несколько политических браков, - сказала Олимпиада. - Наш, например, укрепил его союз с молоссянами.

- Он полюбил тебя, - сказал я.

- Это была обычная похоть, которую он испытывает к любой девке, если у нее выросли волосы на лобке. А ведь еще есть и мальчишки.

- Нет, мать, для меня это не проблема. Но для тебя это пощечина.

- Неужели ты думаешь, что его поступки имеют в моих глазах какое-то значение?

Я подумал, что имеют, и еще какое, но промолчал.

- Он хочет причинить тебе боль, - сказал Александр.

- И унизить тебя, - сказала она, опуская руку на плечо сына. - Царь рассчитывает, что я в гневе возвращусь в Эпир, город своего отца, иначе он просто разведется со мной. Та маленькая шлюшка, на которой он собрался жениться, стремится стать его единственной законной женой - таков план Аттала.

- А это значит, что если у нее родится сын... - наконец-то понял Александр.

- У тебя появится соперник. Аттал будет поддерживать сына своей племянницы, желая еще больше приблизиться к трону.

- Это будет еще не скоро, - напомнил я.

Олимпиада одарила меня злобным взглядом.

- Мальчишка может родиться через какой-нибудь год. И тогда моего сына отодвинут в сторону; царь объявит, что никогда не был твоим отцом, Александр, я уверена.

- Ты же сама убеждала меня в этом, - сказал Александр громко.

- Да, я говорила ему, что ты рожден от Зевса, - ответила она. - Но Филипп всегда настаивал на том, что ты его сын.

- До сих пор.

- Хитроумный лис еще воспользуется твоим божественным происхождением в собственных интересах. Назовет меня распутной женой, а тебя незаконным ребенком. Подожди - и увидишь.

- Все это предположения, - вновь вмешался я. - Филипп еще даже не объявил о том, что женится.

- Он это сделает.

- Но если он женится, быть может, пройдут годы, прежде чем родится сын. Александр достигнет зрелости и без всякого противодействия займет трон после смерти отца.

- Или у него вовсе не будет сына, - заметил Александр.

- Да, - сказала Олимпиада. - Если он умрет прежде, чем сумеет зачать нового наследника.

18

Проводив сына, Олимпиада меня не отпустила. Подобно рабу я последовал за ней в спальню и до рассвета тешил ее любовь на ложе, среди шуршавших и шипевших змей.

В ту ночь ей не потребовались специальные средства, которые прежде впрыскивали в меня ее гадюки... Я был услужливым, покорным, как раб, пылким любовником. На теле моем в этот раз не осталось новых отметин от змеиных клыков, хотя Олимпиада не один раз запускала когти в мою плоть.

- Ты хочешь убить Филиппа, - сказал я ей, когда, отдыхая, мы лежали рядом.

- Это вопрос? - спросила она лениво.

- Нет. Вывод.

- Ты предупредишь царя, не так ли?

- Я верен Филиппу, - проговорил я.

- А не мне?

- Ты можешь принудить меня выполнять твои желания, но верности не добьешься.

Она расхохоталась в предутренней тьме:

- Орион, Орион! Разве можешь ты искренне утверждать, что тебя не радуют наши совместные развлечения?

- Тело мое безусловно радуется им.

- А твой ум?

Я колебался, не желая пробуждать в ней гнев. Но все-таки сказал, едва ли не против воли:

- Теперь я понимаю, как чувствует себя ученый медведь, когда его заставляют плясать.

Она вновь расхохоталась, уже искренне развеселясь:

- Ученый медведь! Именно так! Я хочу, чтобы ты был моим ученым медведем!

Я обругал себя за то, что дал ей повод для веселья.

- Ну, а теперь пора развлечься еще разок, мой медведь, - сказала она. Потребуется ли кнут, чтобы поощрить тебя?

В кнуте я не нуждался.

Когда первые проблески солнечного света озарили небосклон за окном, царица вернулась к прерванному разговору.

- Скажешь ли ты Филиппу о том, что я собираюсь убить его?

- Скажу, если ты не помешаешь мне.

- Он и без того прекрасно знает это.

Оставив постель, я направился к умывальному тазу, что стоял на столике в другой стороне комнаты.

- Скажи ему, Орион. Пусть Филипп знает, какая судьба его ждет. Он все равно не сможет избежать ее. Ему суждено быть убитым. Так определили боги.

- Боги! - Я обернулся к еще нежившейся в постели Олимпиаде. - Богов нет, и ты это знаешь.

Она расхохоталась:

- Осторожнее, Орион. За неверие здесь казнят.

- За правду, - пробормотал я.

- Ступай, - внезапно проговорила она повелительным тоном. - Ступай к Филиппу и расскажи обо всем.

Я оставил ее покои. Слова Олимпиады и ее надменный хохот звучали в моей памяти. Она сказала, что убийство Филиппа предопределено богами. И, шагая по пустынным, едва освещенным рассветом коридорам дворца, я сжимал кулаки и клялся сделать все возможное, чтобы остановить ее.

- Ничто не предопределено, - бормотал я себе под нос. - Даже время можно растягивать и сжимать; и это по силам не только так называемым богам, но и их созданиям. Мы творим будущее своими собственными поступками.

И я поклялся защищать Филиппа всеми силами.

Началась повседневная жизнь во дворце. Днем мы, телохранители, прогуливали лошадей, учили оруженосцев, следили, чтобы не ленились рабы, которые чистили наше оружие и доспехи, покупали на рынке Пеллы одежду или безделушки. Еще мы сплетничали: обсуждали безумную страсть Птолемея к Таис и козни царицы, гадали, собирается ли Филипп идти походом на Персидское царство.